Когда он заговорил, его голос был низким, приглушенным — почти шепот:
— Придите на полчаса, только на полчаса, — он смотрел на меня так, словно видел впервые, — я страдаю, когда остаюсь один, очень страдаю.
Он оглянулся, поднял свечу высоко над головой и пристально осмотрел все углы комнаты. Я видел, что с ним что–то произошло, и он сделал еще один шаг в царство страха — шаг, который разделил его со мной и с любым другим человеческим существом. Он прошептал:
— Когда пойдете, ступайте мягче; я не хочу, чтобы нас кто–нибудь услышал.
Я сделал все, что мог.
Я встал с кровати, надел халат и попытался убедить его отложить все до утра.
Огонь уже погас, но я предложил вновь развести его и дождаться рассвета.
Но он снова и снова повторял:
— В моей комнате лучше, там мы будем в безопасности.
— В безопасности? От чего? — спросил я.
Он дико посмотрел на меня.
— Лант, очнитесь! Вы словно спите. Бояться нечего. Здесь никого, кроме нас, нет.
Но он не отвечал и молча потащил меня вперед по темному коридору в свою комнату.
Он сел, сгорбившись, на кровати, обхватил руками колени и, вздрагивая, уставился на дверь. Комнату освещала только свеча, уже догоравшая, и единственным звуком был мурлыкающий шепот моря.
Для него, казалось, не имело значения мое присутствие. Он не смотрел на меня — только на дверь. Когда я что–то говорил, он не отвечал и, казалось, даже не слышал меня.
Я сел напротив кровати и, чтобы прервать молчание, начал говорить о чем попало, иногда погружаясь в легкую дремоту, как вдруг его голос прервал меня. Очень четко и ясно он произнес:
— Если я убил ее — она это заслуживала. Она с самого начала была плохой женой. Она специально изводила меня, зная мой темперамент. Впрочем, ее характер был еще хуже моего. Она ничего не сможет со мной сделать, я так же силен, как она.
Именно в тот момент, если я не ошибаюсь, его голос перешел в нежный шепот, словно он был доволен, что его опасения подтвердились. Он прошептал:
— Она здесь.
Я не могу выразить, настолько сильно этот шепот подействовал на меня. Страх охватил все мое существо. Я ничего не видел — свеча погасла, в комнате стало совершенно темно.
Неожиданно Лант пронзительно закричал, словно измученное животное в агонии:
— Не подпускайте ее ко мне, не пускайте ее ко мне, не пускайте!..
Он вцепился руками мне в плечи. Затем его охватило оцепенение. Пальцы разжались, и он рухнул на кровать, раскинув руки, как будто его кто–то толкнул. Все его тело содрогалось в конвульсиях, но наконец он затих. Я ничего не видел, только отчетливо ощутил знакомое зловоние. Я бросился к двери, открыл ее и начал громко кричать. Скоро прибежал старый слуга. Я послал его за доктором, а сам остался стоять в коридоре, не в силах вернуться в комнату.
Ничто не нарушало тишину, кроме шепота моря и тиканья часов.
Я распахнул окно в конце коридора, и в дом стремительно ворвался рев моря.
Часы пробили час ночи.
Наконец, набравшись храбрости, я вернулся в комнату…
— Ну же?.. — спросил я, видя, что Рансман молчит. — Он, конечно, был мертв?
— Да, он умер. Доктор сказал, что это был сердечный приступ.
— И? — снова спросил я.
— Все. — Рансман помедлил. — Не знаю, можно ли вообще назвать это историей о привидениях. Может быть, пожилая женщина мне померещилась. Я даже не знаю, как выглядела его жена при жизни. Она могла быть большой и толстой. А Лант умер от угрызений совести.
— Возможно. — Я покачал головой.
— Вот только одно странно, — добавил Рансман после длинной паузы, — на его шее были пятна, похожие на следы пальцев. Царапины и бледные, голубые пятна. Впрочем, он мог сам в страхе сжать себе горло.
— Возможно, — повторил я.
— Как бы то ни было, — признался Рансман, — с тех пор я не переношу Корнуэлльс. Отвратительное место. Там происходят странные вещи, словно сам воздух пропитан угрозой.
— Увы, мне многие говорят об этом, — ответил я. — А теперь нам обоим не мешало бы выпить.
