Я совершил путешествие по ту сторону физических пределов Вселенной, но я происходил из нулевого километра мегаполиса. Вот два понятия, которые я вбил в голову этого идиота как основополагающие положения.
Потому я добавил: «Это тайна принципа обратного действия, объясненная на доступном тебе уровне, мононейронная амеба: не наступай на мои ботинки, ведь в противном случае они наступят на горло тебе». И я тут же подтвердил этот тезис практическим примером, так что парень не мог бы пожаловаться на нехватку тщательности в педагогическом процессе с моей стороны.
Я добил подонка ударами пятки в солнечное сплетение и по гортани. Этому микроцефалу-бездельнику понадобится время, чтобы полностью поправиться, и он получит все возможности спокойно поразмыслить над моими советами.
Вокруг нас смеялись негры, возбужденные видом крови, а я должен признать, что ее пролилось чертовски много.
Карен взглянула на меня с таким видом, как будто хотела сказать: «Ты никогда не изменишься».
Я мимоходом последний раз пнул парня по роже — таким ударом посылают в сетку футбольный мяч.
Наоборот, я сильно изменился. Оба эти кретина остались в живых.
Мы оставили абиджанский порт за спиной, сели в первое попавшееся такси и провели нашу последнюю африканскую ночь в роскошном отеле в центре города.
Припоминаю, что, сидя на постели queen size[106] «Шератона» перед телевизором с отключенным звуком, я сунул мундштук саксофона в губы и долго дул в инструмент, так и не сумев произвести с его помощью хотя бы писк.
У меня возникло предчувствие, что если кому-нибудь из моих современников удастся извлечь из этого механизма мало-мальски гармоничный звук, такой человек, вероятно, станет неоспоримым виртуозом в игре на саксофоне.
«Появится ли однажды новый Альберт Эйлер?» — спросил я сам себя, перед тем как заснуть мертвецким сном.
Ответ возник почти тут же — в гуще сновидения.
Нет. Эйлер был уникален, что он наглядно доказал нам на станции. Саксофон — это больше чем сувенир, вещественный остаток или след. Этот инструмент — аналогия того, чем был Альберт Эйлер, и на самом деле он по-настоящему звучал внутри нас.
Реально и живо то, что распространилось по радиоэфиру всей планеты, реальна и жива музыка сфер, которая иногда подчиняет себе отдельно взятый мозг.
Двести пятьдесят тысяч долларов — в стране вроде Кот-д'Ивуара эта сумма сопоставима с годовым бюджетом какого-нибудь города. Сотрудники банка проявили отменную предупредительность, особенно когда я поведал им историю о том, как попал в ДТП на мотоцикле и лежал парализованным дни напролет, хотя с нетерпением ждал поступления этих денег, чтобы осуществить инвестиционную операцию в регионе.
Я предъявил список банков и стран, куда желал перевести свои кровные — на расчетные счета с процентом по вкладам до востребования. Наличка должна быть доступна в любой момент — эту реплику я повторил многократно. В мои планы якобы входит объехать регион, прежде чем я приму решение об окончательном размещении средств. «Я должен иметь возможность остановиться, где только захочу, и в ту же секунду иметь все деньги в полном распоряжении, — говорил я, уточняя: — Такова моя манера планировать дела».
Часть бабок останется в абиджанском филиале — следовало бросить им кость. Вслух же я дал понять, что эта сумма якобы послужит плацдармом для моих будущих инвестиций. При этом у меня возникло твердое впечатление, будто я — один из «миссионеров» МВФ.
«Конечно, господин, безусловно»; «Сию же минуту, господин»; «Всё будет сделано так, как вы хотите, господин».
Я разжился целой кучей кредитных карточек, действительных где угодно, вплоть до самого глухого уголка Папуа — Новой Гвинеи. Я распределил три четверти нашего бабла вдоль пути до Кейптауна, а остальное верну при случае.
Выйдя из банка, я купил утренних газет. Труп, обнаруженный в порту, в них даже не упоминался. В доступной здесь французской прессе писали только о падающей станции «Мир», о мощных бурях, обрушившихся за два дня до этого на юго-восточные районы страны, об участившихся случаях рождения животных-мутантов в окрестностях атомной электростанции Сен-Лоран-дез-О.
