Над местом, где мы разбили лагерь, возвышался небольшой холм, густо поросший деревьями. Я указал на него Бастилле и зашагал в том направлении. Она последовала за мной, слегка хромая на обе ноги, но стараясь держаться как можно бодрее. Остальные принялись укладываться спать.
Я опустился на поваленное дерево, а Бастилла скрестила руки на груди и прислонилась спиной к стволу.
Сейчас, в усиливавшейся с каждой минутой темноте, я не мог отчетливо видеть ее лица. Но в течение всего прошедшего дня то и дело поглядывал на беглую рабыню, любуясь безупречной красотой ее профиля.
Орег дал Бастилле возможность вымыться (еще в пещере Хурога, перед дорогой), и ее черные волосы в свете солнца отливали сейчас потемневшим золотом. Она была старше меня, возможно, даже на несколько лет старше моей матери, но сорокалетия вряд ли достигла.
— Итак, — сказал я, — расскажи мне о себе.
— Что вы желаете знать?
Я улыбнулся.
— В Хуроге рабов нет, Бастилла. Но это вовсе не означает, что я не ведаю, какие они. Мне не раз доводилось выезжать за пределы своих земель. Рабы — смирные и кроткие. Ты совсем другая. Расскажи мне, кто ты, и почему Черный Сирнэк так мечтает вернуть тебя.
Бастилла молчала.
— Она волшебница, милорд, — послышался откуда-то сбоку голос Орега.
В темноте я и не заметил, что он сидит рядом.
— Это я и сам знаю, — ответил я.
Бастилла повернула голову и взглянула прямо на Орега. Я понял, что он не пытается спрятаться от нее при помощи своих заклинаний, как делал в большинстве случаев, когда я был не один.
— Я рабыня, что бы вы обо мне ни думали, — произнесла наконец Бастилла. — И как колдунья не очень сильна, но среди рабов Сирнэка была единственной волшебницей. Он находил меня весьма полезной.
Она взмахнула рукой, и в ее ладони загорелось белое холодное пламя. Лицо женщины, освещенное магическим огнем, стало мертвенно-бледным, напряженный взгляд устремился на меня. Я не понимал, что она хочет увидеть. В ее глазах отражалась тревога.
Неожиданно пламя погасло.
Я прищелкнул языком.
— И где же Сирнэк раздобыл тебя? В Эйвинхеле? Я решил так потому, что Бастилла разговаривала с западным акцентом — немного смягчала согласные. Хотя акцент этот все же отличался от эйвинхельского.
Она ответила не сразу.
— Я из Колитской обители.
— Ты дала клятву верности Колите? — удивленно округляя глаза, спросил я.
Считалось, что магам Эйвинхеля велела нести службу в ее храмах сама эйвинхельская богиня-покровительница. Все живущие в этих храмах являлись рабами — но не в обычном понимании этого слова. Лишь сейчас я начал доверять Бастилле.
— Каким образом Сирнэку удалось заполучить тебя? Насколько мне известно, стены храмов Колиты надежно защищены.
— Он предложил за меня огромные деньги. — Я не видел лица Бастиллы, но мог определить по тому, как звучал голос, что его искажает гримаса отвращения. — А для Колиты богатство означает большую власть и, соответственно, большее влияние на верховного короля.
— Значит, она продала тебя Сирнэку, — задумчиво протянул я.
Бастилла вздохнула.
— Но теперь ты свободна. Можешь идти, куда пожелаешь.
Бастилла покачала головой.
— Моя семья отдала меня Колите, милорд. И будет обязана сделать это повторно, если я явлюсь домой. А Колита просто-напросто передаст меня Сирнэку. Мне некуда идти. Если вы возьмете меня с собой, я могу оказаться полезной.
Она склонила голову и переступила с ноги на ногу.
— А как ты узнала о Хуроге? — неожиданно спросил Орег. — На протяжении уже долгих лет Хурог не являлся убежищем для беглых рабов. Если бы ты появилась на этой земле каких-нибудь пару месяцев назад, отец моего нынешнего лорда незамедлительно вернул бы тебя хозяину.
Бастилла рассмеялась, хотя смех ее был наполнен жутким трагизмом.
— У Сирнэка есть мальчик-раб, в чьи обязанности входит поддерживать огонь в той комнате, где собираются за выпивкой и разговорами мужчины. Он поведал мне, что однажды среди гостей Сирнэка появился один чудесный лорд, который битый час рассказывал всем о славном замке под названием Хурог. Наверное, мальчишка слушал его очень внимательно: он помнит то, что слышал, почти наизусть.
