Старуха шла медленно, мне нетрудно было держать ее в поле зрения. Она или не слышала моих шагов, или ей было безразлично, следят за ней или нет. Маршрут, по-видимому, был ей знаком. Добравшись до пролома в стене, она уверенно свернула в него. Когда приблизилась к клетушке, где нашли тело Иннокентия Вениаминовича, я решил, что нет смысла скрывать свое присутствие, пришло время потребовать объяснение.
— Бабушка! — крикнул не во весь голос, но достаточно громко, чтобы она услышала, и направил на старуху луч.
Старушка вздрогнула, обернулась. Луч ослепил ее, она прикрыла глаза рукой. Но я узнал ее. Действительно, та самая старуха. Но, как она здесь оказалась?
Расплавленный воск, наверное, капнул на руку, старуха вскрикнула, выпустила свечу и та потухла, угодив в лужу под ногами. Затем засуетилась, похоже, я таки испугал ее, и поспешно скрылась в дыре за проломом.
Не было необходимости спешить. Дальше — тупик, спрятаться негде. Старуха сама загнала себя в ловушку.
В предвкушении скорой разгадки, я вошел в клетушку, и вдруг почувствовал, как по телу забегали мурашки. Луч фонарика выхватывал стены, пол, потолок. Все знакомое, все, как и раньше. Только старухи я не увидел.
Она исчезла. Если, конечно, была на самом деле, а не привиделась мне. Возможно, я стал жертвой галлюцинации? Теперь я ни в чем не был уверен. Можно было предположить, что старуха знала потайной ход, но, когда она успела им воспользоваться?
Вернулся к пролому. Выроненная старухой свеча никуда не делась. Версия призрака отпала, и я немного успокоился за свой рассудок.
В который раз обошел клетушку по периметру, высвечивал фонариком и присматривался к каждой щели. Тщетно. Никаких следов, ничего, что помогло бы понять, куда девалась старушка. Сконцентрировал все внимания на звуках. Но и тут потерпел фиаско. Тишину нарушали лишь разбивающиеся капли и еще что-то, никак не связанное с присутствием человека.
Потом все это начало угнетать, давить и пугать. Клаустрофобия накатила внезапно и с такой силой, что мною обуял панический ужас. Я ощутил себя замурованным в темнице, поверил, что отсюда нет выхода, и что мне придется остаться здесь навсегда.
Медленно попятился к пролому, почему-то не решаясь повернуться к нему лицом. Подспудно ожидал, что старушка вот-вот возникнет из ничего и набросится на меня, если я повернусь спиной. Глупо, беспричинно, но, если она сумела бесследно раствориться в замкнутом пространстве, что ей помешает появиться вновь?
Не помню, как я выбрался из подземелья. Чувствовал себя отвратительно. Сердце колотилось, руки дрожали, мысли в черепушке метались бессвязные, нелепые, непонятные. Словно я только вырвался из кошмара, но еще не осознал, что проснулся, и страшное осталось позади.
А если, и вправду — кошмар? Может, я никуда не отлучался из бара, и все привиделось под влиянием коварного напитка? Я посмотрел на бутылку. Выпил изрядно, почти половину. Наверное, достаточно, чтобы начали мерещиться зеленые человечки?
Мокрые пятна на рубашке и брюках, комья грязи на кроссовках перечеркивали утешающие выводы.
Не привиделось…
Отмахнувшись от глупых мыслей, я поднялся и нетвердой походкой направился к себе в комнату.
Я забыл, что запер дверь, никак не мог отыскать ключ, а потом мучительно и долго пытался попасть им в замочную скважину.
Настольная лампа горела, уходя, я оставил ее включенной, плотная штора колыхалась, заслоняя приоткрытое окно. Комната была пуста, никто меня не ждал. Но что-то в ней было не так. Я чувствовал нечто чуждое, некий энергетический след, оставленный визитером в мое отсутствие.
Внимательно присмотрелся к каждой мелочи, все на месте, ничего не пропало. Отодвинул штору, убедился, что через окно влезть невозможно, осмотрел одежный шкаф, на котором с недавних пор оставлял отметки. Ничего…
* * *
Утром я вломился к Владу, поднял его с постели.
— Ты помнишь старушку, которую отвозил в больницу?
Влад соображал с трудом, не мог понять моей напористости. Он, вообще, не мог понять, зачем я к нему вломился и что мне от него нужно?
— Что с тобой? — спросил, наконец.
— Влад, это очень важно.
