И вот Руфа забеременела вновь. Это было неожиданностью и для нее, и для мужа Маркела Потапова — человека не местного, приезжего из щедровского совхоза Кривая Мольда. Был Маркел когда-то первый парень в родном совхозе, сильный, бесстрашный, Ухватистый. В Кривой Мольде не одна девка сохла по нему и выплакивала глаза — равнодушен был Маркел
к совхозным красавицам с их формами кустодиевских натурщиц, все ждал какую-то девушку неземной прелести… Вот и науськали Маркела друзья — идти в тайгу к таинственной деревне Огнево. Мол, может, в этой как раз деревне и живет Маркелова зазноба. А Маркел и впрямь решился: получил в совхозе расчет, попрощался с родителями да сверстниками, собрал рюкзак и ушел в глухомань. И не вернулся.
Искать Маркела не спешили — дело было опять-таки зимой, в тайге лютовали не только волки, но и, по слухам, появились тигры… Вестей от парня тоже не было, а потому, отрыдав положенное, родители стали считать сынка сгинувшим в таежных дебрях… Это ведь на Большой земле имелись вертолеты, поисковые группы, полевая рация, спасатели, а тут, где тайга и глушь, все было как в додревние времена: коль пропал человек, так уж надо положиться на волю Божью и считать его за покойника…
Однако на самом деле события сложились не столь драматично. Маркел Потапов, проплутав в тайге немыслимое количество дней и уничтожив съестные припасы в своем рюкзаке, буквально чудом попал-таки в тайную деревню. К тому времени Маркел и отощал здорово, и красота его потускнела, и силушки убавилось, но в деревне пришельца приняли, стали выхаживать и лечить — только не мирскими лекарствами, а своими, настоянными на неведомых травах. Особенно преуспела в деле Маркелова исцеления девушка по имени Руфь, или, как все ее звали в деревне, Руфа. И едва Маркел долечился до такой степени, что возвратилась к нему способность ценить и понимать женскую красоту, едва разглядел он терпеливую и немногословную Руфу, как тут же понял — отныне погиб он окончательно, потому что встретил-таки свою принцессу неземной красоты. Руфа, коей в пору знакомства с Маркелом едва минуло двадцать, была действительно красавицей, каких поискать. Красота ее была особой стати и породы — огнелюдовской. Руфа, как и прочие здешние девы и жены, отличалась царственной стройностью стана, божественной соразмерностью фигуры и лицом, словно сошедшим с полотен древних мастеров… Кожа девушки была словно атласной и такой светлой, что в темноте светилась, как серебро. Глаза, почти прозрачные, как мартовская капель, смотрели рассудительно и мудро для столь молодых лет. И что бы Руфа ни делала: полы ли мыла, доила ли корову, давала ли корм двум здоровенным боровам, что вечно недовольно хрюкали в просторном хлеву… Месила ли тесто, варила ли щи, стирала ли в большом деревянном корыте… Так вот, все, что ни делала Руфа, делала она все с той же царственной осанкой и поступью, без суеты, без капризов, без присущей многим замотанным хозяйством женщинам над-рывности и истеричности… Немудрено, что едва Маркел почуял в себе прежнюю силу, как незамедлительно предложил красавице Руфе стать его женой. Почему женой, а не просто подружкой-полюбовницей? Да все просто: и помыслить не мог Маркел, чтоб такая девушка, как Руфа, согласилась на что-то, кроме полноценного и законного брака.
— Хорошо, я выйду за тебя, — спокойно согласилась Руфа. — Ты мне, Марик, тоже глянулся… Только одно условие. Обещай соблюсти. Брак заключать по нашей вере будем, по деревенской.
— Да не вопрос! — отмахнулся Маркел, любуясь атласной кожей своей избранницы и предвкушая грядущие вскорости за свадьбой наслаждения. — Пого-ди… Это что же, в город не поедем, расписываться в загсе не будем?
Впервые тут увидел Маркел, как исказилось брезгливой гримасой лицо его будущей супруги.
— Если и впрямь хочешь стать моим мужем, Маркел, — раздельно и веско сказала Руфа, — то забудь не то что про город с его порядками, а и про весь мир, что за стенами нашей деревни.
— Это что же? — удивился Маркел. — Вы вроде старообрядцев каких получаетесь? Затворников? Да на дворе двадцатый век! Гагарин недавно летал в космос! Социализм строим!
