– Да ведь метла, Игнатий Львович, стоит у нас копейку.
– Ах, молодые люди, молодые люди… Да разве мне дорога самая метла? Меня возмущает отношение, – понимаете, отношение моих служащих к моим деньгам. Да… Ведь я давно был бы нищим, если бы смотрел на свои деньги их глазами. Последовательность нужна… да, последовательность! Особенно в мелочах, из которых складывается вся жизнь Сергей Александрович, обратите внимание: сегодня я спущу Илье, а завтра будут делать то же другие кучера, – все и потащат, кто и что успеет схватить. Метод, идея дороги: кто не умеет сберечь гроша, тот не сбережет миллиона… Да-с. Особенно это важно для меня: у меня столько дел, столько служащих, прислуги… да они по зернышку разнесут все, что я наживал годами.
– Извините меня, Сергей Александрыч. – прибавил Ляховский после короткой паузы. – Мы сейчас опять за дело…
– Может быть, вы устали, Игнатий Львович, – проговорил Привалов, – тогда мы в другой раз…
– Ах нет, зачем же. Во всяком деле важен прежде всего метод, последовательность…
Чтение черновой отчета заняло больше часа времени. Привалов проверил несколько цифр в книгах, – все было верно из копейки в копейку, оставалось только заняться бухгалтерскими книгами. Ляховский развернул их и приготовился опять унестись в область бесконечных цифр.
– Нет, уж меня увольте, господа, – взмолился Половодов, поднимаясь с места. – Слуга покорный… Да это можно с ума сойти! Сергей Александрыч, пощадите свою голову!
– Мне все равно, – соглашался Привалов. – Как Игнатий Львович.
– Ну и сидите с Игнатием Львовичем, – проговорил Половодов. – Я не могу вам принести какой-нибудь пользы здесь, поэтому позвольте мне удалиться на некоторое время…
– Куда же вы, Александр Павлыч? – спрашивал Ляховский с недовольным лицом. – Я просто не понимаю…
– Чего ж тут не понимать, Игнатий Львович? Дело, кажется, очень просто: вы тут позайметесь, а я тем временем передохну немножко… Схожу засвидетельствовать мое почтение Софье Игнатьевне.
Ляховский безнадежно махнул рукой на выходившего из комнаты Половодова и зорко поглядел в свои очки на сидевшего в кресле Привалова, который спокойно ждал продолжения прерванных занятий. Привалову больше не казались странными ни кабинет Ляховского, ни сам он, ни его смешные выходки, – он как-то сразу освоился со всем этим. Из предыдущих занятий он вынес самое смутное представление о действительном положении дел, да и трудно было разобраться в этой массе материала. Нужно было, по крайней мере, месяц поработать над этими счетами и бухгалтерскими книгами, чтобы овладеть самой сутью дела. Теперь задачей Привалова было ознакомиться хорошенько с приемами Ляховского и его пресловутой последовательностью. Василий Назарыч указал Привалову на слабые места опеки, но теперь рано было останавливаться на них: Ляховский, конечно, сразу понял бы, откуда дует ветер, и переменил бы тактику, а теперь ему поневоле приходилось высказываться в том или другом смысле. За Приваловым оставалось в этой игре то преимущество, что для Ляховского он являлся все-таки неизвестной величиной.
– Вот уж поистине – связался черт с младенцем, – ворчал Половодов, шагая по какому-то длинному коридору развязной походкой своего человека в доме. – Воображаю, сколько поймет Привалов из этих книг… Ха!..
По дороге Половодов встретил смазливую горничную в белом фартуке с кружевами; она бойко летела с серебряным подносом, на котором стояли пустые чашки из-под кофе.
– Кто у барышни? – спросил Половодов, загораживая дорогу и стараясь ухватить двумя пальцами горничную за подбородок с ямочкой посредине.
– Ах, отстаньте… – кокетливо прошептала девушка, защищаясь от барской ласки своим подносом. – Виктор Васильич, Лепешкин, наш барин…
– Понимаю, бесенок.
Потрепав горничную по розовой щеке, Половодов пошел дальше еще в лучшем настроении: каждое смазливое личико заставляло его приятно волноваться.
