– Вы что же, – совсем к нам? – спрашивал Веревкин.
– Да, думаю остаться здесь.
Веревкин что-то промычал и медленно отхлебнул из своего стакана; взглянув в упор на Привалова, он спросил:
– Вы были у Бахарева?
– Да.
– Гм… Видите ли, Сергей Александрыч, я приехал к вам, собственно, по делу, – начал Веревкин, не спуская глаз с Привалова. – Но прежде позвольте один вопрос… У вас не заходила речь обо мне, то есть старик Бахарев ничего вам не говорил о моей особе?
– Нет, ничего не говорил, – ответил Привалов, не понимая, к чему клонились эти вопросы.
– Гм… – промычал Веревкин и нетерпеливо забарабанил пальцами по столу. – Дело вот в чем, Сергей Александрыч… Я буду говорить с вами как старый университетский товарищ. Гм… Одним словом, вы, вероятно, уже заметили, что я порядочно опустился…
Привалов только съежил плечи при таком откровенном признании и пробормотал что-то отрицательное.
– Нет, зачем же! – так же бесстрастно продолжал Веревкин. – Видна птица по полету… Сильно опустился, – при последних словах Веревкин несколько раз тряхнул своей громадной головой, точно желая от чего-то освободиться. – И другие видят, и сам вижу. Шила в мешке не утаишь. Я адвокатом лет восемь. Годовой бюджет десять – двенадцать тысяч; кругом в долгу… Есть кой-какая репутация по части обделывания делишек. Об этом еще успеете наслушаться; но я говорю вам все это в тех видах, чтобы не обманывать на свой счет. Немного свихнулся, одним словом… Стороной я слышал о вашем деле по наследству, так вот и приехал предложить свои услуги. С своей стороны могу сказать только то, что я с удовольствием поработал бы именно для такого запутанного дела… Вам ведь необходим поверенный?
– Да… Отчего же, я согласен, – отвечал Привалов, – очень рад.
– Нет, для вас радость не велика, а вот вы сначала посоветуйтесь с Константином Васильичем, – что он скажет вам, а я подожду. Дело очень важное, и вы не знаете меня. А пока я познакомлю вас, с кем нам придется иметь дело… Один из ваших опекунов, именно Половодов, приходится мне beau frere'ом,[11] но это пустяки… Мы подтянем и его. Знаете русскую пословицу: хлебцем вместе, а табачком врозь.
Этот разговор был прерван появлением Бахарева, который был всунут в двери чьими-то невидимыми руками. Бахарев совсем осовелыми глазами посмотрел на Привалова, покрутил головой и заплетавшимся языком проговорил:
– Черт возьми… из самых недр пансиона вынырнул… то есть был извлечен оттуда… А там славная штучка у Хины запрятана… Глаза – масло с икрой… а кулаки у этого неземного создания!.. Я только хотел заняться географией, а она меня как хватит кулаком…
Привалов и Веревкин засмеялись, а Бахарев, пошатываясь и крутя головой, доплелся до оттомана, на котором и растянулся. Сделав героическое усилие удержаться на локтях, он проговорил:
– Послу-ушай, Привалов… я тебя люблю… а ты не знаешь ничего… не-ет…
– Сергей Александрыч знает только то, что тебе нужно хорошенько выспаться, – заметил Веревкин.
– Не-ет… Вы думаете, что я дурак… пьян… Послушай, Привалов, я… тебе вот что скажу…
Бахарев сел и рассеянно посмотрел кругом.
– Мама тебя очень… любит, – продолжал он, раскачивая ногами. – Ведь мама отличная старуха… дда-а… У нее в мизинце больше ума, чем у Веревкина… в голове!.. Да-а… Хе-е… А только мама теперь боится, знаешь чего… Гм… дда… Она боится, что ты женишься на Зосе… Ей-богу!.. А Надя отличная девушка… Ей-богу… Она мне сестра, а я всегда скажу: отличная, умная… Если бы Надя не была мне сестра… ни за какие бы коврижки не уступил тебе… Как ушей своих не увидал бы… дда… Ты непременно женись на ней… слышишь? После спасибо скажешь… А мама боится Зоси, чтобы не отбила жениха… Ха-ха!.. Зося меня чуть не расцеловала, когда я ее научил мух ловить.
– Ну, довольно, спи, – говорил Веревкин, укладывая заболтавшегося молодого человека.
Привалов вдруг покраснел. Слова пьяного Бахарева самым неприятным образом подействовали на него, – не потому, что выставляли в известном свете Марью Степановну, а потому, что имя дорогой ему девушки повторялось именно при Веревкине. Тот мог подумать черт знает что…
