Леночка вошла в прихожую десятого номера. Из душевой, заглушаемый шумом воды, раздался голос:
– Спасибо, ребенок. Повесь на крючок.
Леночка повесила полотенце, показала двери язык и вернулась к своему столику. Казакова – жильца этого номера – Леночка не любила. С первого же дня он начал глупо заигрывать с ней, нескромно разглядывал с ног до головы. А когда она убирает номер, Казаков ходит за ней по пятам и задает пошлые вопросы. К тому же вздумал называть ее ребенком. Леночке это ужасно не понравилось, но она решительностью не отличалась, да и начальство требовало вежливого обращения с жильцами. Так она и не осадила Казакова, успокоив себя тем, что в конце концов хуже ей от этого не будет.
Она вновь стала листать надоевший «Огонек». Но не успела прочесть и строчки, как услышала легкие шаги и тихий смех. Не поднимая головы, Леночка узнала молодую пару ленинградцев: Машеньку и Олега. Женатики пробежали мимо, едва успев поздороваться. И уже с улицы до Леночки донесся дружный, несдерживаемый хохот.
Ленинградцы нравились Леночке. Она даже решила, что, выйдя замуж, будет ходить, как Машенька, держась за палец мужа. И так же, как Машенька, не будет разрешать мужу носить ее пляжную сумку.
Хлопнула еще одна дверь, и под уверенными шагами Шахова, жильца из шестнадцатого номера, заскрипели половицы; Шахов напоминал Леночке цирковых борцов, которые останавливались в гостинице год назад. Спина широченная, маленькие приплюснутые уши, в каждом движении сила и уверенность. Жилец из шестнадцатого номера ей определенно нравился.
Шахов раскланялся с подчеркнутой и шутливой галантностью и бережно пожал ей руку чуть повыше локтя. Леночка с удивлением отметила, что верхняя пуговица на его тенниске еще держится. Несколько дней висела на тоненькой ниточке, и было совершенно непонятно, как она еще не проиграла этого единоборства.
– Из наших кто появлялся? – взяв «Огонек», спросил Шахов.
Леночка знала, кем он интересуется, и бойко ответила:
– Инженер час назад ушел завтракать, Казаков принимал душ, сейчас, наверное, бреется. Этот, – Леночка ссутулила плечи, опустила руки, собрала на лице весь небольшой запас морщин и, подняв бровь, посмотрела на Шахова исподлобья, – этот еще не вставал.
Шахов рассмеялся, погрозил ей пальцем и ушел в номер Казакова. Леночка снова взялась за кроссворд.
Хлопнула дверь. Неожиданно вернулся Шахов и, грубо подталкивая ее к лестнице, жестко и внятно сказал:
– Елена, администратора сюда, живо.
Убегая, Леночка успела услышать, как Шахов вызывал по телефону милицию.
Вернувшись с администратором, она застала Шахова сидящим в ее кресле. Он о чем-то сосредоточенно думал, курил, точнее, жевал мундштук потухшей папиросы, потом тряхнул головой и сказал администратору:
– Уважаемый, будьте здесь. Сейчас приедут из милиции.
Федот Иванович засуетился, начал задавать вопросы, но ответа не получил ни на один.
А потом началось.
Коридор заполнился людьми. Натягивая поводок, бежала по ковру огромная овчарка. Повизжав, нырнула в дверь, вернулась в коридор, подошла к Шахову и схватила его за брюки. Тот, продолжая сидеть в кресле, похвалил ее и повернул голову к незнакомым мужчинам:
– Хорошая у вас собачка. Чуткая.
Щелкали фотоаппараты, ходили туда-сюда люди, о чем-то говорили вполголоса. Леночка следила за всем этим, ничего не понимая. Из номера Казакова вынесли носилки, накрытые простыней. Молодой парень подошел к Леночке, положил на стол какой-то узел и сказал:
– Это мы возьмем с собой. Вот, я записал.
Леночка положила полученную бумажку в карман передника.
Когда она сдала смену и вышла на улицу, был уже полдень. К этому времени все работники гостиницы знали, что жилец из десятого зарезан. Сведения были абсолютно точные, так как у кого-то оказался знакомый врач, у кого-то брат работал в милиции. Рассказывали даже подробности. Казакова нашли сидящим в кресле с намыленным лицом и перерезанным горлом.
Спустя два часа Леночка сидела в кабинете следователя, который подробно записывал, что ей двадцать лет, что она член ВЛКСМ, незамужняя и так далее. Потом он еще подробнее расспрашивал ее о распорядке дня в гостинице.