Вилли помолчал немного. Потом выпалил, захлебываясь:
— Они кушают детей! — И, подумав, добавил: — И больших тоже! Я сам видел, там одна тетя плакала. А дяденька меня поднял немножечко, а потом опустил… Ой, как я испугался!
— Хотел бы я знать, кто эту чушь про людоедов ребенку внушает, — возмущенно заговорил Армии, ни к кому не обращаясь конкретно. — Неужели эта новая украинская бэби-ситтер? Где, интересно, ты ее нашла?
Криста не успела ответить.
— Все! — Армии решительно нажал на газ. — Мы немедленно едем в полицию!
С самого утра барин оказался не в духе больше, чем накануне.
— Не надо было их отпускать! — он злобно смотрел на Дворняшина. — По его затылку, напряженной спине и высоко поднятым прямым плечам чувствовалось огромное недовольство.
— Вчерашняя шумная семейка? — сразу же понял Дворняшин. — Можно было, конечно, их замочить, но тогда, наверное, еще бы усложнилось. Не бойтесь, барин, они все обосрались от страха и поехали домой мыться!
— У тебя все просто, — сказал барин, — но пока что ты меня в главном деле подвел. — Барин помолчал секунду, затем повторил с нажимом: — Ты очень, очень меня подвел, Дворняшин! Ты предельно отяготил ситуацию, и я еще не понял, с какой целью ты это сделал.
Он замолчал, но тут же заговорил снова; в словах его звучала откровенная угроза:
— Я буду в этом разбираться. Это из-за тебя мы вынуждены тащить за собой лишний груз.
Барин оглянулся, бросил белый беспощадный взгляд на пленников. У всех троих были полузакрыты глаза, и казалось, что они пребывают не просто в полном равнодушии, но почти в прострации.
— Барин! Я сознаю свои ошибки, — истово отозвался Дворняшин, — не сдержался я! Но ведь тот мужик из Брюсселя оказался сука последняя, он меня кинул! Сначала сказал, что все есть, а потом говорит — потерял… Я сильно рассердился, барин. Я несдержанный… Я с детства всегда при паханах… Я, барин, все-таки преступный элемент, а не поп, что бы всем грехи отпускать! А этих…
— Про этих я тебя не спрашиваю, — прервал его барин. — Я сам все буду решать! Попробуй только хоть чуть-чуть проявить инициативу без моего разрешения. Не сомневайся, следующий раз будет для несдерджанного бандита последним! — Барин совсем разозлился и закричал: — Забываешь, дворняжка, что ты на службе!
— Слушаюсь, барин, — с готовностью согласился Дворняшин. — Однако… — протянул он вдруг с величайшим удивлением, — легавые-то едут! Вот те на, какие дела! Настучали немцы! Отпустили на свою жопу! Надо было их… Отрываемся?
— Не надо, — глухо произнес барин, — держи скорость. Оружие на месте?
— Яволь! — с радостным возбуждением ответил Дворняшин.
Барин повернулся к очухавшимся пленникам и попытался изобразить бесконечную сердечность. Он заговорил очень проникновенно, и все трое чуть не потеряли сознание. Ласково процедил уже ставшее привычным предупреждение, похожее на пароль: «Сидите и молчите!», потом душевно улыбнулся и добавил тихонько: «Всех расплавлю на месте!».
Вскоре полицейская машина поравнялась с джипом. В ней было только два человека. Полицейский за рулем говорил по рации, искоса поглядывая на джип. Рядом с ним сидел Армии Фендель. Он во все глаза смотрел в темные окна, силясь разглядеть за ними пленников. Его появление окончательно пробудило всех троих, и они, переглянувшись, впервые за все это долгое путешествие посмотрели друг на друга с надеждой. Даниэль крепко прижал к себе Шанталь. Господин Фендель обернулся к полицейскому и что-то ему объяснил. Полицейская машина сама увеличила скорость и проехала дальше.
— Не понял! — произнес Дворняшин. — Что-то они нам готовят.
— Останови машину! — коротко приказал барин. Дворняшин съехал на обочину и остановился; он открыл все окна, не спеша вытащил автомат и спрятал его под куртку. Барин одобрительно кивнул. Он обратился к пленникам:
— Ни одного движения, уважаемые, ни одного слова с вашей стороны, иначе — сами понимаете! Вы верите мне? — Поскольку все молчали, барин сам себе ответил. — Вижу, что верите.
Они с Дворняшиным вышли из машины и отошли в кусты. Мимо со свистом мчались беспечные нарядные автомобильчики.