- Да мы... сегодня только повернули. То есть ключ сам повернулся. Нечаянно... - бормотал я виновато.
Но человека из конторы трудно было разжалобить.
- Напишите тут... и вот тут... что нечаянно. Что сам повернулся. Разборчивее! Вашу подпись. И номер паспорта. Вы должны были немедленно известить контору по телефону. Тем более у вас четвертый этаж без лифта. Подают заявление, а сами...
Он ушел, прижимая к себе коробку, бормоча про этажи.
На этот раз необычайное упорство проявила Майка. Она не хотела примириться с тем, что у Мальчика одна ямочка. С каждым днем это беспокоило ее все больше и больше.
- И потом нос, - говорила она растерянно. - Такой нос... Надо что-то делать. Принимать меры.
Нос у Мальчика действительно получился диковинный. Сначала он был просто курносый - этакая маленькая круглая пуговка. Но теперь... Теперь переносица очень сильно удлинилась - шла себе и шла, не обращая внимания на разные правила анатомии, чуть ли не до середины лица. А в самом конце неожиданно был насажен - как бы это сказать? - такой шлепок глины неопределенной формы, кое-как обмятый, обжатый пальцами. Он торчал почти под прямым углом к переносице, образуя отличную посадочную площадку.
- Утиный носок, - говорила теща.
- Ноздри у него торчат наперед, как у вашего деревянного коня, дядя Юра, - делилась своими наблюдениями Любаша (имея в виду шахматы).
- Это же не нос, - фантазировал Гоша. - Отросток хобота. Он же мягкий, смотрите, и весь шевелится. У нас исключительный, атавистический ребенок. Его нос будут показывать на лекциях. И за этот нос нам дадут отдельную квартиру на Ленинском проспекте.
Майка решила действовать, принимать меры. Но какие?
- Вызовите вы районного механика по детям, - посоветовал сосед Василий Андреевич. - Помню, прошлый год, когда Любаша ручку себе сломала...
- Ни в коем случае, Маечка! - Адель Марковна всплеснула руками. Заклинаю вас. Только к частнику. За свои деньги вы получите то, что надо... Есть тут один, сидит в угловом парадном, склеивает самый тонкий фарфор, чинит музыкальные шкатулки, замочки от колье. На все руки! Я вам от души советую.
- Конечно, у кого деньги лишние... - ни к кому не обращаясь, сказала тетя Феня. - Отчего не бросить на ветер?
Теще мы не сообщили, куда идем, - побоялись. Я нес Мальчика, который стал, надо сказать, тяжелым, точно гирька. А Майка висела у меня на другой руке и шептала:
- Не забудь - вторая ямочка. И потом носик расправить... Говорят, они как-то разогревают и в разогретом виде утюжат. Как ты думаешь, это не очень больно? И ножки... пусть посмотрит ножки. Мы обязаны думать о его будущем. А вдруг он захочет пойти в гимнасты? Или в балет?
У самого подъезда она вдруг заробела и сказала, что дальше не пойдет, будет ждать нас на улице. Мы отправились с Мальчиком вдвоем. За нами гулко и как-то зловеще захлопнулась дверь.
Частник жил в клетушке под вторым маршем лестницы. Это был здоровенный дядя с черной повязкой на глазу, с угрюмым небритым лицом и клейкими руками. За его спиной стояла узкая железная койка, неубранная, помятая, со свисающими простынями. Под низкими круглящимися сводами на полках были натыканы кое-как радиоприемники, будильники, надтреснутые вазы с амурчиками. Амурчики имели несчастный вид - возможно, от спертого воздуха и запаха ацетона.
- Как вас зовут? - осведомился я.
- Чего?.. А! На все руки.
С полок свисали завитки магнитофонных лент, почти касаясь его жестких волос, небритых щек. Веселой музыке тоже было душно и трудно в этой каморке с толстыми стенами - без людей, без воздуха, без уличного шума.
- Вот ребенок... дефекты... Посмотрите, пожалуйста.
Мальчик вдруг заплакал, что с ним бывало очень редко. Прилип ко мне, как пластырь, и ни за что не хотел идти в руки к частнику. Кое-как я с ним справился.
- Значит, так, - сказал частник. - Семнадцать... да три с полтиной за материал... и где-то я должен достать маленькие шурупчики. Налево, иначе не достанешь. Это заводской артикул, в продажу не поступает. А знаете, теперь найти человека, чтобы вынес с завода? Семь потов сойдет.
