- Привет! - В комнате было полно народу. - Идет кто-нибудь в третий корпус?
- Да нет, вроде никто... Или постойте. Андрей идет в цех нормалей. Идешь, Андрей?
Андрей, рослый, с хорошо вылепленной грудной клеткой, обтянутой толстым свитером, с выправкой спортсмена, сидел в углу, под бархатным знаменем, и, упрямо нагнув голову с крупно вьющимися темными волосами, писал что-то на листке клетчатой тетради.
- А? - Он не сразу поднял голову. - Да, иду.
- Выручи, - сказал Ценципер. - Оформи пропуск. И проводи до сборки. Уже в дверях он бросил через плечо: - Надеюсь. Смотри. - И ушел.
Андрей кивнул головой и продолжал писать.
Хотя я видел листок вверх ногами, но мне достаточно было одного взгляда, чтобы понять - он доказывал теорему о среднем. И доказывал ее неправильно. Это удивительное дело - я не запоминаю улиц, плохо ориентируюсь в лесу, могу заблудиться в трех соснах; но ошибку в формуле увижу, кажется, даже в темноте.
Андрей встал, надел куртку и ушанку, сунул сложенную тетрадку в карман. И мы пошли.
В бюро пропусков стояла очередь.
- Да вы идите, - сказал я Андрею. - У вас ведь дела.
- Нет, уж раз я взялся вас доставить... - Он улыбнулся добродушной улыбкой сильного человека. - Слово есть слово.
У окна шумели командировочные из Харькова - они приехали "перенимать опыт товарища Гладких", а какие-то документы у них были не в порядке.
Как все медленно идет. Как все невыносимо тягуче, нескончаемо медленно движется. А там, дома... Но лучше об этом не думать.
Андрей на голову возвышался над очередью и осторожно жался к стенке, словно боялся кого-нибудь придавить. Из кармана его куртки торчала сложенная тетрадка.
Дотронувшись рукой до тетрадки, я сказал:
- Теорема о среднем доказывается не так. Вы упустили одно слагаемое...
- Как вы могли заметить? И запомнить? - он смотрел на меня с простодушным изумлением, как будто ему показали фокус.
И сразу погрустнел, повесил голову.
- Да-а! Видно, что вы на этом деле собаку съели. А я... Двадцать девять лет, и только на третьем курсе. - Добавил, словно извиняясь: - Так жизнь сложилась. Я из демобилизованных офицеров.
Мне нравилось его свежее, ясное лицо, точно умытое снегом, темнобровое, со здоровым румянцем и полоской сплошных белых зубов, матово поблескивающих, когда он говорил. Нравилась вся его мужественная стать, широкий разлет плечей, ладная постановка головы на сильной шее.
Наконец пропуск был получен, и мы вышли на заводской двор. Карнизы цехов обросли длинными ломкими сосульками, целыми наростами сосулек. Стволы деревьев чернели в слишком просторных для них воротниках мартовского, уже слежавшегося снега. Светило солнце, и где-то высоко в неярком небе мотались, как клочки бумаги, голуби.
- Демобилизовали меня, пошел в цех учеником. - Андрей сдвинул ушанку на затылок, прищурился, подставляя лицо солнечным лучам. - Нет, обиды не было. Какая же тут может быть обида? Наоборот, интересно - новый кусок жизни. Но материально... Ох, это был тяжелый перепад. Я ведь как привык? Если выпить с другом - то обязательно коньяк. Если кофточку жене - чисто шерстяную, самую лучшую, подороже. Если ехать к старикам в деревню - полны руки гостинцев, всех соседей одарить. А в цех меня взяли учеником. Первая получка - на руки копейки. И главное, стыдно - у маленьких ребятишек выходит, а у меня нет. Браку сколько понаделал! Унизительно - ты сам людей учил, воспитывал, а тут последний, никудышный. Придешь домой, грязный, все косточки ломит, хлоп на диван, и, кажется, не глядел бы на людей. Жена у меня гордая, полковницкая дочь, очень за меня переживала. Наследник уже был, ему покупай мандаринки. Вот соседи давай меня уговаривать: "Иди начальником вагона-ресторана. Сам будешь сыт, семью прокормишь. И все-таки начальство". Я как-то совсем отчаялся, думаю: а может, и вправду мне там лучше будет. Решил брать расчет...
Вошли в третий корпус. Нас обдало волной тепла и шума. Между рядами станков двигались фигуры в белых халатах. Висел плакат: "Подхватим почин Гладких и дадим..."
Из окошек, прорезанных в потолке, падали косые мощные лучи света и упирались в цементный пол, как накренившиеся колонны. Когда проезжал кран, лучи один за другим гасли и потом один за другим появлялись опять. Музыка света... Математика света...
