— Ей не лучше? — спросила Юдифь. — Я надеялась, что она пошла на поправку, так как Ромеу не вызывал Исаака несколько месяцев.
— Ей гораздо хуже. Рехина совсем не выходит из дому, то ли не хочет, то ли не в состоянии. Я принесла ей очень лакомое блюдо из подслащенных яиц с лимоном и специями, думала, оно соблазнит ее немного поесть, но она сказала, что ей ничто не идет в горло. Что от вида и запаха еды ее тошнит, хотя она старается есть ради отца.
— Что она делает? — спросила Юдифь.
— Ведет дом, как только может. Сказала мне, что старается работать, хотя ей это трудно. Штопает одежду Ромеу, старается сшить ему новую рубашку, но не может спать, когда следует, а когда сидит, сосредоточившись на чем-то, то засыпает — или снова начинает плакать.
— Нужно для нее что-то сделать, — сказала Юдифь.
— Ромеу сказал мне, что махнул рукой. Рехина говорит ему, что тратить деньги на врача бессмысленно, потому что она не больна, просто несчастна. Но, Юдифь, если б вы только ее видели! Она тонкая, как ивовый прутик, совершенно бледная. Жить без еды нельзя, а я уверена, того, что она съедает, не хватило бы и мухе.
— Бедняжка, — сказала Юдифь. — Она была такой хорошенькой, приятной девушкой, что я не сомневалась — к ней посватается другой молодой человек. Но если она теряет свою привлекательность, свои приятные манеры, как это может случиться? Притом она небогата.
— Ее отец преуспевает, — сказала Дольса. — Только я не думаю, что он богат. Рехина, добрая, трудолюбивая, умная девушка с неплохим приданым, без труда нашла бы мужа. Можно подумать, она делает это нарочно. — Дольса недоуменно покачала головой. — Не понимаю этого, — сказала она, и глаза ее наполнились слезами. — Когда в мире столько страданий, почему она не прилагает всех усилий, чтобы забыть о своем несчастье?
— Может, пыталась и не смогла, — оживленно сказала Юдифь. — Вспомните, что недавно умерла ее мать. Эту женщину не так-то легко забыть. А как живущий у них Лука зарабатывает на хлеб? — спросила она. — Или существует на щедроты Ромеу?
— Он называет себя лекарем и торговцем травами, — сдержанно ответила Дольса, не глядя на соседку. — Думаю, зарабатывает небольшие деньги, продавая травы и микстуры людям, которые верят, что его смеси помогут им.
В то время, когда Дольса развлекала Юдифь последними слухами о Луке, этот молодой человек сидел в своей комнатке под крышей в скромном, небольшом доме столяра Ромеу, разглядывал набор сушеных трав, лежавших перед ним на столе. И тоже думал о небольших деньгах, которые приносят ему травяные смеси. Если б не щедрый домохозяин Ромеу, который кормил его и сдавал комнату за половину цены, которую брали бы с него в любом другом месте, ему бы пришлось уезжать и искать заработков в другом городе. Лука вздохнул и стал выбирать составные части простого лекарства от боли в горле для одной из своих пациенток.
— Не понимаю, почему вы не вылечите дочь Ромеу, — сказала эта старая дама. — Раз можете вылечить мое горло и уменьшить боли в животе, то должны быть в состоянии сделать что-то для такой здоровой юной девушки. Видели бы, какой хорошенькой она была до этого.
— До чего, сеньора? — небрежно спросил Лука. — Вы забываете, что я в этом городе недавно. Не знаю здешних людей так, как вы.
— Кого я знаю? — пренебрежительно сказала она. — Никого совершенно.
— Большинство жителей города, — сказал Лука. — Я не встречал ни единого человека, который не отзывался бы о вас в высшей степени похвально.
— Это любезно с вашей стороны, молодой человек, — сказала дама с блеском в глазах, — но я знаю, что говорят обо мне. Однако могу вам сказать, что пока молодой человек Рехины не отправился в армию сражаться на Сардинии за короля — сейчас он в каком-то безбожном месте в другом конце мира и возвращаться не собирается… — Она закашлялась и сглотнула с большим трудом. — Все еще немного больно…
— Вот, сеньора. Выпейте еще полчашки этой микстуры, — сказал Лука, подавая ей чашку со сладким вином, медом и травами.
Дама выпила, улыбнулась и стала продолжать свой рассказ.
— Рехина не всегда была тощей и бледной, постоянно плачущей. Все знают, что не будь какого-то чуда, она бы умерла. Я молюсь за спасающее ее чудо, но в свое время я была порочной, — засмеялась она, — и думаю, добрый Господь Бог не особенно прислушивается к моим молитвам.
