— Этой весной, отец, — ответил Лука. — До начала войны. Я знал, что будет война…
— Вы были на Сардинии, — сказал епископ.
— Да, был, ваше преосвященство, — подтвердил Лука. — В Альгеро. Хуан Кристиа сказал, что поедем в Геную, но передумал, и мы поехали в Альгеро.
— Понятно. Откуда вы узнали, что будет война? — спросил Беренгер.
— Это все знали, ваше преосвященство. Делались приготовления, ходили слухи, люди принимали ту или другую сторону. Хуан Кристиа сказал, что при всем при этом я доставляю ему больше хлопот, чем помощи, поэтому я уехал.
— Как вы покинули этот остров? — спросил Беренгер.
— Нашел работу на судне, шедшем в Валенсию, — ответил Лука. — А оттуда шел пешком, находя по пути работу. Встречал интересных людей, и хороших, и плохих, много доброты и великодушия. У меня ушел почти год, чтобы добраться сюда. И вот, посмотрите, где я, — горестно добавил он. — Я не жалуюсь, ваше преосвященство. Господь посылает нам такие испытания за наши грехи, хотя люди и принимают причину за наказание.
— Значит, вы не отравляли сеньора Нарсиса Бельфонта?
— Нет, не отравлял.
— И сеньору Магдалену?
— Не отравлял.
— И не пытались отравить сеньора Мордехая?
— Нет-нет, ваше преосвященство. Все эти люди были добры ко мне, обходились со мной хорошо, как с другом. Как я мог причинить кому-то из них вред? И клянусь, микстура, которую я давал им, была той, приготовлению которой меня научил Хуан Кристиа для облегчения сильной боли и спазмов. Сказал, что это одно из самых действенных лекарств, какие он знает, и оно принесет мне состояние. Всякий раз, готовя эту микстуру, я сперва пробовал ее сам, убеждался, что она не слишком крепкая. Совершить ошибки я не мог, иначе бы умер первым.
— Мальчик опознал вас по голосу, — сказал епископ.
— Какой мальчик, ваше преосвященство?
— Тот, с которым встретились у моста.
— Ваше преосвященство, ребят очень много, и они собираются у мостов. Действительно, кое-кто из них знает меня, но я не понимаю, что вы имеете в виду.
— Мы обсудим это попозже. Пока что все. Ваши показания будут представлены на суде, у вас будет возможность сказать что угодно в свое оправдание или для смягчения приговора, — сказал Беренгер, кивнул, и Луку повели в его камеру в епископской тюрьме.
Едва епископ сел за стопу документов, которые требовалось просмотреть и подписать, как его прервал легкий стук в дверь.
— Бернат, я думал, ты распорядился, чтобы до обеда меня не беспокоили, — сказал он угрожающим тоном.
— Я распорядился, ваше преосвященство, — сказал секретарь. — Минутку, ваше преосвященство. Я разберусь. — Бернат открыл дверь и сказал категоричным, не терпящим возражений тоном: — Его преосвященство беспокоить нельзя.
— Я знаю, что он здесь, и должна его видеть. — Дверь широко раскрылась, и Рехина прошла мимо удивленного францисканца. — Ваше преосвященство, мне нужно минутку поговорить с вами.
— Сеньора Рехина! — удивленно и обеспокоенно сказал Беренгер. — Мальчику хуже?
— Нет, с мальчиком все в порядке. Он очень доволен что разговаривал с таким значительным человеком, как вы, ваше преосвященство. Но скажите, говорил ли Лука что-нибудь, что может помочь… — Она умолкла, чуть не заплакав. Сглотнула. — Это очень важно для моего отца. Он привязался к Луке почти как к сыну, и ему сейчас тяжело.
— Боюсь, сеньора Рехина, что нет. Хотя. Лука по-прежнему утверждает, что не имеет к этим смертям никакого отношения, как ни странно, он как будто бы сдался и смирился со своей судьбой.
— Вы позволите мне увидеться с ним? Я уверена, Лука мог бы сказать вам многое, если б считал, что это поможет. Он не привык говорить о себе.
Тюрьма его преосвященства представляла собой часть нижнего этажа дворца возле кухонь и других служб, отличаясь от них главным образом тем, что между ней и остальной частью здания была толстая дверь с замком. Обычно там не бывало много людей; в течение многих лет ее заключенные представляли собой разношерстное собрание совершивших грех священников, мирян, покусившихся на церковную собственность, и нескольких людей, преступления которых пересекали границу между судами еврейской и христианской общин, потому что евреи сами судили и наказывали своих преступников, как и христиане.