Принцип Полины - страница 38
Поездка в Оксфорд осталась в памяти как один из самых сумбурных моментов моей жизни.
Уже на Северном вокзале Максим взял дело в свои руки и обходил очереди, размахивая карточкой Министерства внутренних дел:
— Служба безопасности, спасибо.
Он распорядился открыть уже закрытые двери поезда и «эвакуировал» наш вагон, объясняя всем пассажирам, что конвоирует опасного преступника.
— Так ты сможешь спокойно писать.
Он сел напротив меня и с выражением дегустатора спросил, каков сюжет моей книги. Мой уклончивый вид подсказал ему ответ.
— Постой, так это я? Ты пишешь о нас, о Полине? Гениально! Ты имеешь право, теперь это мне не помешает, наоборот! Рассказывай.
Я ответил — как мог твердо, — что он все прочтет, когда я закончу.
— Но постой, тебе же не хватает уймы ключей, чтобы понять героя! Ты ничего обо мне не знаешь!
— Это роман, Максим. Оставь за мной право на вымысел.
— Ладно, пусть, но я должен быть взаправдашним.
— Правда в романе не имеет ничего общего с точностью фактов.
— Да, но если я знаю, что это враки…
— Я пишу не для тебя.
Он надулся. Взял газету с проезжавшей мимо тележки и погрузился в чтение спортивных страниц, хмуро жуя жвачку. Я достал незаконченную главу, попытался восстановить нить повествования, собраться с мыслями. Это был чистой воды сюрреализм — выводить героя, сидя меньше чем в метре от его прототипа, воскрешать прошлое, деля настоящее. Не стоило ли вставить в роман условия, в которых я сейчас писал?
Он вдруг опустил газету:
— А моя встреча с Полиной? Ее ты не можешь выдумать. Вот как это было. Я сопровождал президента на съезд…
— Она мне рассказывала.
Он замер с поднятой рукой.
— Но тебе нужна моя версия, чтобы дополнить ее рассказ. Какой смысл иметь двенадцатицилиндровый двигатель, если ездишь только на шести цилиндрах? Прочисть клапаны, парень. Пользуйся, пока я тут.
Я со вздохом взял блокнот и записал кое-какие словечки из лирического описания его чувств и чувств Полины, когда любовь с первого взгляда настигла их обоих в Антибском порту. Две версии ни в чем между собой не различались.
— Она изменила всю мою жизнь, понимаешь, и в то же время вернула мне детство. Я называл ее mijn zootje… Это значит «моя сладкая», «моя сахарная». Так называла меня мама дома, до того как… до того как все полетело в тартарары. Ну да ладно, про это не пиши, не надо. Они ведь еще живы, мои родители, хоть и не приехали ни разу ко мне на свидание. Нечего сыпать им соль на раны, дело прошлое, я в порядке. Они получают денежный перевод каждый месяц, вот так. Главное — Полина. Знаешь, я всегда был ей верен. После нее трахался только с профессионалками.
Он склонил голову, акцентируя мое внимание на этой самоотверженности. Я одобрительно покивал. Он спросил:
— А ты?
— Я — нет.
— Но она… ты же не нашел, надеюсь, никого лучше? Ты еще сохнешь по ней?
Мое молчание и взгляд, отведенный в темноту туннеля, ответили за меня.
— Потому что она до сих пор к тебе неровно дышит, имей в виду! — продолжал он строго, словно подчеркивая, что я не имею права играть с чувствами Полины. — Я остался в ее сердце, но ты много значишь для нее.
Мне удалось спросить достаточно равнодушным тоном:
— Это она тебе сказала?
— Нет, но это и так понятно, точно тебе говорю.
— Вы виделись, после того как ты вышел из тюрьмы?
— Нет. Ее надо беречь, Фарриоль. И боже упаси, не разочаровать.
По серьезному, многозначительному тону Максима я понял, что эта рекомендация включает и его.
Приехав на вокзал Ватерлоо, мы сели в метро до Марбл-Арч. Он вывел меня на поверхность, заставил бегом пересечь оживленный перекресток. Велись дорожные работы, мостовая была взломана, стоял грохот; мы пошли вдоль Гайд-парка под моросящим дождем в дыму автобусов, которые оспаривали друг у друга временные стоянки между оградой и рвом, не соответствовавшие их номерам.
— Наш девятый, в самом конце, вон там, красно-синий, — проорал он мне в ухо, перекрывая тарахтенье отбойных молотков. — Он отчаливает, ну и ладно, время есть, словим следующий через двадцать минут. Пойдем пока, я угощаю.
За покрытым клеенкой столиком пакистанской закусочной он заказал нам две пинты «Гиннесса». Он, казалось, так хорошо знал маршрут и местность, что я спросил его, сколько раз он сюда приезжал.
