Тайга впала в тихое уныние, вспоминая трехсуточное буйство стихии.
И в охотничьей избе никто не радовался тому, что наконец-то установилась вполне летная погода.
Егерь, сидя за пустым столом, вырезал на его поверхности сердце, пронзенное стрелой.
Острый нож плохо и лениво подчинялся непривычному занятию.
Принцесса, не обращая внимания на скрип упорного лезвия, наводила последние штрихи, чтобы окончательно превратиться из нечаянной любовницы егеря в будущую космическую туристку.
Даже лайка, предчувствуя грядущую разлуку с гостьей, тихо лежала у самого порога.
Принцесса давно переоделась в свой космический тренировочный комбинезон.
Чуть выше сердца — звездно-полосатый флажок.
Правее — российский триколор.
Американка в ожидании запоздавших спасателей упорно молчала.
Не раздавала пустых обещаний.
Не пыталась успокоить спасительной ложью.
Не унижала ни себя, ни его попытками откупиться.
Не искушала повторением банного акта.
Не усугубляла горечи затянувшегося прощания.
Принцесса лишь грустно молчала.
Да и зачем слова в такой ситуации?
Студент и так понимал — она благодарна ему за эти три незабываемых, нереальных, сказочных дня.
За нюх и сообразительность лайки.
За первую помощь.
За клюквенный горячий морс.
За обед из дичи.
За откровения про любовные неудачи.
За пельмени с медвежатиной.
За баню.
За крепкий пар.
За березовые веники.
За поцелуи.
За все, все, все…
Студент зашел в кухонный угол, нацедил в рюмку остатки рябиновой настойки и, выпив, тяжело вздохнул.
Не завтракать им больше вместе, не обедать и не ужинать.
Не лепить пельмени.
Не париться в бане.
Студент без шапки и полушубка вышел на крыльцо.
Лайка — следом.
Принцесса осталась на медвежьей шкуре. Студент прикрыл глаза ладонью. Нестерпимо бликовая белоснежный наст. Небо сияло прозрачной безнадежной синевой.
А кедры стояли молчаливым и угрюмым траурным караулом.
На Горячем ручье каждая деталь в данный момент свидетельствовала о скорой разлуке.
Студент, высвободив запястье из-под манжеты свитера, посмотрел на часы.
Вот-вот должно было кончиться время, отпущенное его любви коварной судьбой.
Вот-вот…
И действительно, лайка напрягла уши, заслышав где-то над затихшими сопками нарастающий вертолетный гул.
Да, собака не ошиблась.
Неотвратимый звук лопастей приближался, приближался и приближался.
Метель позорно спряталась в кедровой чаще.
Пурга затаилась на болоте, густо засыпанном снегом.
А вертолет хищно делал последний вираж, нагло выбирая место для удобной посадки.
На крыльцо вышла Принцесса.
Лайка досадливо гавкнула на снижающуюся винтокрылую, рубящую прозрачный морозный воздух машину.
— Кажется, это за тобой? — сказал тихо Студент и уселся на нижнюю ступеньку крыльца. — Точно, за тобой!
А вертолет снижался, снижался, снижался…
Начальник Центра подготовки космических туристов отбросил полушубок и, запинаясь, двинулся навстречу восхитительному таежному миражу, навстречу воскресшей миллиардерской дочери.
Следом неловко семенил помощник по связям с общественностью, пытаясь мысленно сформулировать пресс-релиз, самый сенсационный пресс-релиз в его жизни.
Но правильные и нужные слова где-то затерялись.
Босс с откровенным восторгом и нескрываемым удовольствием пялился на свою американскую подопечную — чудом выжившую красавицу, будущую космическую туристку с таким чудесным позывным «Принцесса».
Помощник тоже радовался и за себя, и за босса.
Чудесное спасение дочери миллиардера резко повышало шансы начальника на сохранение и должности, и всего остального.
В мудрых и уставших глазах счастливого начальника Центра подготовки космических туристов явно прочитывалась мысль: эту везучую леди теперь можно отправлять не только на Международную космическую станцию, но и на Луну… и даже на Марс.
— Рад видеть вас в полном здравии! — Босс от всей души обнял Принцессу.
— Сенкью, то есть спасибо.
Принцесса наклонилась к настороженной собаке и потрепала ее по холке.
— Все о'кей, Алиса, все о'кей.
Помощник по связям с общественностью, обойдя генерала, принялся необузданно фотографировать дочь автомобильного короля, по ошибке внесенную в скорбный список.
