— Значит, Принси, кладешь чайную ложку фарша…
— А почему не две?
— Когда слишком много начинки, то пельмень получается урод уродом.
— Да, уроды нам не нужны.
— Заворачиваешь мясо в тесто…
— Не торопись, сорри.
— Залепляешь как следует края, чтобы при варке мясо не вывалилось в бульон…
— Как у тебя ловко получается.
— И кладешь готовый пельмень вот на этот противень.
— Как нехорошо звучит — противень.
— Принси, я не филолог и не лингвист, и, тем более, не знаток местных говоров, но могу заверить тебя, что название этого железного листа с загнутыми краями, на котором обычно пекут ватрушки, пироги и расстегаи, — название этой печной утвари образовалось не от слова «противный».
— В русском языке столько непонятных и странных понятий — ужас.
— У вас что, меньше?
— Намного меньше. Американцы во всем рациональны и конкретны. Одно точное слово лучше, чем двадцать слов, близких по смыслу, не так ли?
— Зато я могу, в отличие от американца, признаться в любви сто раз и ни разу не повториться.
— Если можно, пример.
Егерь отрицательно мотнул головой.
— Ну хоть один.
— Извини, Принси, не привык я такими словами разбрасываться.
— Стью, только не смейся. Знаешь, я вначале подумала, что ты, наверное, одичал в своем одиночестве и непременно сделаешь попытку меня изнасиловать.
— Логично, ничего не скажешь.
— И еще, Стью, я опасалась, что ты возьмешь меня в заложники.
— Зачем?
— Ну как? Чтобы потребовать за меня большой выкуп.
— Хорошая мысль! — Студент положил очередной залепленный пельмень на противень. — Посажу сейчас тебя в подполье.
— Куда, куда?
— В подвал, где у меня хранятся припасы.
— Не хочу в подвал!
— Поздно умолять. Посажу тебя в подполье и потребую с госдепартамента весь золотой запас Соединенных Штатов.
— А не много?
— Считай, что я тебя именно так оцениваю.
— Сенкью.
— А что еще ты напридумывала насчет злого сибирского отшельника?
— Честно?
— А как же, — Студент поддел чайной ложкой порцию медвежьего фарша. — Врать во время лепки пельменей не рекомендуется.
— Почему?
— Пельмени получатся невкусные.
— Стью, а тебе не кажется, что ты совершил величайшее кулинарное открытие?
— Дорогая Принси, в любом деле главное что?
— Профессионализм.
— Не угадала.
— Себестоимость?
— Это куда тебя вдруг понесло?
— Любовь?
— И дружба с верностью.
— Тогда я — аут! — Принцесса оценивающе взглянула на только что изготовленный пельмень. — Посмотри, какой симпатичный получился.
— Самое главное — это искренность. — Студент поместил свое пельменное творение рядом с американским. — А этого у тебя точно не отнимешь.
— Да… Искренне признаюсь — я думала, что ты отрежешь мне ухо…
— Ага, для Алисы. Она же у меня собака-людоедка и специализируется исключительно на девушках-американках.
— Нет, чтобы послать моему безутешному отцу.
— Да, Принси, ощущается тлетворное влияние низкосортной голливудской продукции.
— Ваше кино не лучше. Я видела.
Очередной пельмень занял место в строю.
— Только не будем разводить диспут на тему, какой из кинематографов — российский или американский — отвратней.
— О'кей.
— А я вот, дорогая Принси, сначала принял тебя за шпионку.
— Извини, Стью, но я не понимаю, что делать агенту Центрального разведывательного управления в этой таежной дали.
— Как что? Это же важнейшая стратегическая задача — узнать, сколько элитных соболей водится в нашем заповеднике.
Егерь расхохотался.
Лайка поддержала хозяина озорным лаем.
— Кстати, Стью, я тебе очень благодарна за вчерашнее.
— За рябиновую настойку?
— За нее тоже.
— А можно, я потребую сатисфакции за свои вчерашние откровения?
— О'кей.
Принцесса зажмурилась в ожидании робкого поцелуя в щеку или наглого — в губы.
Но никакого действия со стороны егеря не последовало.
— Скажи мне, почему ты все-таки решила податься в космос?
— Хочешь верь, хочешь не верь — но по причине отсутствия любви.
— Нет, явно пельмени будут невкусными.
— Да я еще никогда не была такой искренней!
— Отсутствие любви… Но это невозможно.
— Почему?
— Невозможно, чтобы в такую лапочку никто не влюбился.
— Я хотела сказать немного другое, Стью…
— В смысле — что ты еще никого и никогда не любила?
— Да.
— Только не разыгрывай меня.