Дабы заместить сира Тайленда на посту мастера над кораблями, сир Отто обратил взор на Железные острова и отправил ворона к Дальтону Грейджою по прозванию Красный Кракен, отважному и кровожадному Лорду-Жнецу Пайка шестнадцати лет от роду, предложив ему адмиральское звание и место в совете за его преданность.
Прошел день, за ним другой. Ни септонов, ни Молчаливых Сестер не призвали в опочивальню, где лежало раздувшееся и гниющее тело короля Визериса. Не зазвонил ни один колокол. Вороны вылетели, но не на Драконий Камень. Вместо сего они направились в Старомест и Утес Кастерли, в Риверран и Хайгарден, и ко многим другим лордам и рыцарям, которые, как королева Алисента имела причины думать, могли питать приязнь к ее сыну.
Извлекли на свет и тщательно изучили анналы Великого совета 101 года. Взяли на заметку, какие лорды поддержали тогда Визериса, а какие – Рейнис, Лейну или Лейнора. Собравшиеся лорды отдали предпочтение наследнику-мужчине перед женщиной с перевесом двадцать к одному. Но имелись и несогласные; такие дома с наибольшей вероятностью оказали бы поддержку Рейнире, если бы дело дошло до войны. Сир Отто счел, что принцесса заполучит Морского Змея и его корабли и, вероятно, других лордов восточного побережья: прежде всего – лордов Бар-Эммона, Масси, Селтигара и Крэбба; возможно, даже Вечернюю Звезду Тарта. То были силы невеликие, за исключением Веларионов. Северяне внушали более опасений: в Харренхолле Винтерфелл высказался в пользу Рейнис, как и знаменосцы лорда Старка – Дастин из Барроутона и Мандерли из Белой Гавани. На дом Арренов также нельзя было положиться, ибо в Орлином Гнезде ныне правила женщина – леди Джейн, Дева Долины, чьи права в случае отстранения принцессы Рейниры становились равно сомнительными.
Наивеличайшей опасностью виделся Штормовой Предел, ибо дом Баратеонов всегда был преданным сторонником притязаний принцессы Рейнис и ее детей. Хотя старый лорд Боремунд скончался, его сын Боррос воинственностью даже превосходил отца; не приходилось сомневаться, что малые штормовые лорды последуют за ним, куда бы он их ни повел.
– Значит, нужно позаботиться, дабы лорд Боррос привел их к нашему королю, – заключила королева Алисента, после чего послала за своим вторым сыном.
Таким образом, в Штормовой Предел в тот день отправился не ворон, но Вхагар, наистарейшая и наигромаднейшая изо всех драконов Вестероса. На ее спине восседал принц Эймонд Таргариен – с сапфиром на месте отсутствующего глаза.
Сир Отто, дед Эймонда, указал принцу, прежде чем тот вылетел:
– Твоя цель – добиться руки одной из дочерей лорда Баратеона. Сгодится любая из четверых. Очаруй девушку и заключи брак, и лорд Боррос предоставит твоему брату штормовых лордов. А если подведешь...
– Я не подведу, – хвастливо ответил Эймонд. – Эйгон получит Штормовой Предел, а я – девицу.
Ко времени отбытия принца Эймонда смрад из опочивальни покойного короля растекся по всей крепости Мейгора, и множество диких историй и слухов разошлось по двору и замку. Темницы под Красным замком поглотили столь многих людей, заподозренных в неблагонадежности, что исчезновениями заинтересовался даже верховный септон. В письме, присланном из Звездной септы Староместа, он вопрошал о некоторых из пропавших. Сир Отто Хайтауэр, наидотошнейший из людей, когда-либо занимавших пост десницы, желал для приготовлений большего времени, но королева Алисента понимала, что откладывать далее нельзя. Принц Эйгон устал от скрытности.
– Король я или нет? – вопрошал он свою мать. – Если король, то коронуйте меня.
Перезвон колоколов, возвестивший завершение правления, раздался на десятый день третьей луны 129 года после З.Э. Великому мейстеру Орвилю наконец дозволили разослать воронов, и черные птицы поднялись в воздух сотнями, неся известие о восшествии Эйгона на престол во все отдаленные уголки королевства. Послали за Молчаливыми Сестрами, дабы подготовить тело к сожжению. Всадники на бледных конях понесли весть людям Королевской Гавани, возглашая:
– Король Визерис мертв, да здравствует король Эйгон!
Услышав те крики, одни приветствовали их, другие плакали, но большая часть простонародья глядела молча, сбитая с толку и настороженная. А время от времени раздавались голоса, восклицавшие:
