Он коснулся собственного носа другой рукой.
— Да, блин, почувствовал!
Вполне возможно, такой боли я еще не испытывал, а ведь мне случалось и мимо лошади промахиваться, прыгая в седло из окна спальни.
Он поднес руку еще ближе, и я почувствовал, как горит кожа — сплошь иглы и огонь. Еще ближе и медленнее — и моя рука побледнела так, что почти светилась изнутри, а его — потемнела. Между нашими ладонями осталась лишь пара сантиметров, и мне показалось, что по моим венам пробежал холодный огонь, рука моя засияла ярче дня, его же выглядела так, будто ее окунули в темные воды и залили чернилами, проникшими во все складки и поры. По венам норсийца текла чернота, в то время как мои вены горели; его кожа источала тьму, словно дымку, призрак бледного пламени витал над моими костяшками. Снорри встретился со мной взглядом, его зубы заскрежетали от боли, зеркально отразившей мою. Глаза, прежде голубые, стали провалами вглубь внутренней ночи.
Я вскрикнул, как всегда в таких случаях, надеясь, что этого никто не заметил, и отдернул руку.
— А, чтоб его! — Словно пытаясь вытряхнуть боль, я затряс рукой, глядя, как она снова становится нормальной. — Гребаная ведьма! Ну, значит, по рукам. — Я показал на галечный пляж с внешней стороны излучины. — Ты можешь высадить меня там. Я сам найду обратную дорогу.
Снорри покачал головой, глаза его снова были голубыми.
— Когда мы слишком отдалились, было хуже. Ты что, не заметил?
— Ну, я помню кое-какие затруднения.
— Какая ведьма?
— Что?
— Ты сказал «гребаная ведьма». Какая ведьма, спрашиваю?
— А… ничего, я… — Я вспомнил ямы. Врать ему об этом, возможно, будет неудачным решением. В любом случае я врал по привычке. Лучше ему сказать. Может, этот язычник найдет выход. — Ты ее видел. Ну, она сидела в тронном зале Красной Королевы.
— Старая вёльва? — спросил Снорри.
— Старая чего?
— Та карга рядом с Красной Королевой. Это она — ведьма, о которой ты говоришь?
— Да. Ее все называют Молчаливой Сестрой. Впрочем, ее почти никто не видит.
Снорри сплюнул в воду. Течение унесло плевок ленивыми кругами.
— Я знаю это имя — Молчаливая Сестра. Вёльвы Севера произносят его, но не вслух.
— Ну, значит, ты ее видел. — Меня это поразило. Возможно, то, что мы оба могли ее видеть, имело какое-то отношение к тому, что ее магия не смогла нас погубить. — Она произнесла заклятье, которое должно было убить всех в опере, куда я пошел вчера вечером.
— В опере?
— Проехали. В общем, я избежал заклятия, но, когда прокладывал себе путь, что-то сломалось и за мной понеслась трещина. Две переплетающиеся трещины — темная и светлая. Когда ты поймал меня, трещины пошли вверх, через нас обоих. И каким-то образом остановились.
— А когда мы порознь?
— Темная прошла сквозь тебя, светлая — сквозь меня. Когда мы их разделяем, кажется, трещины стремятся высвободиться и воссоединиться.
— А когда они воссоединяются?
Я пожал плечами.
— Скверно. Хуже, чем в опере.
Я говорил беззаботно, но, несмотря на то что день был жаркий, кровь моя стала в тот миг холоднее реки.
Снорри двинул челюстью — я уже знал, что это означает задумчивость. Его руки неспешно шевелили весла.
— Значит, твоя бабка отправила меня в ямы, а ты навлек на меня проклятье ее ведьмы?
— Да не искал я тебя! — С пересохшим ртом трудно было изображать беззаботность. — Ты намертво тормознул меня на улице, помнишь?
И я тут же пожалел, что употребил слово «намертво».
— Ты человек чести, — сказал он, ни к кому напрямую не обращаясь. Я хотел отыскать иронию, но чувствовал только искренность. Если он таки притворялся, мне следовало бы брать уроки там, где его этому научили. Я заключил, что он напоминает себе о своем долге, что странно для викинга, долг которого, как правило, не забыть, что грабеж — строго после насилия, ну, или наоборот. — Ты человек чести.
На этот раз громче, глядя прямо на меня. С чего ему такое взбрело в голову, я понятия не имел.
— Да, — соврал я.
— Мы должны решить это как подобает мужчинам.
Вот уж этого я бы точно предпочел не слышать.
— Вот в чем дело, Снорри. — Я рассматривал возможности побега. Можно спрыгнуть с лодки. Мне всегда казалось, что лодка — лишь тонкая доска, которая не спасет от утопления. Если поплыть самому — шансов пойти ко дну столько же, только без деревяшки под тобой. Есть еще вариант с деревом, но карабкаться по иве не особенно сподручно, если ты не белка. Я выбрал последний вариант. — Ой, а что это там? — Я показал на точку на берегу за спиной у норсийца. Впрочем, голову он не повернул. Черт! — Прости, обознался. — И все, возможности кончились. — Так о чем это я? Дело в том… Дело. Ну, честно говоря… — Было необходимо сказать хоть что-нибудь. — Гм. Боюсь, что, если я тебя прикончу, трещина пройдет через тебя, как если бы мы разошлись в разные стороны. А потом — бум! — и секундой позже я окажусь слишком далеко. Конечно, очень соблазнительно попытать свои силы в бою с… Кем ты там у себя числишься?
