— Это работа Зодчих. Статуи, как мне кажется. Хемрод правил здесь, прежде чем эти земли вошли в состав империи. Когда его похоронили, армия пластиковых воинов была поставлена охранять его и служить ему в загробной жизни. Возможно, они ждут Рагнарека, когда можно будет вознестись с ним в Вальхаллу.
— Ба, — я встал и отряхнулся, — я бы предпочел солдат получше. Гляди, я вслепую завалил несколько.
Снорри кивнул.
— Хотя, по справедливости, тебе помогла визжащая девица. — Он посмотрел назад. — Интересно, куда она убежала?
— Объешься дерьма, норсиец.
И я зашагал между рядами.
— Слушай, должно быть, кто-то их ставит обратно, — сказал Снорри у меня за спиной.
Я помолчал, перекладывая факел из одной руки в другую. Рука болела оттого, что пришлось долго держать ее вверху, и капли горящей смолы упорно попадали мне на пальцы.
— Почему?
— Видишь ли, они тут уже веков пять стоят, а то и больше. Не может быть, что ты — первый, кто в них врезался.
— Я хотел сказать, почему нас это должно волновать?
— Магия. — Снорри выдохнул сквозь плотно сжатые губы. — Это древний талисман, защита. Говорят, старая магия течет глубже. Скилфа не зря селится здесь, когда приезжает на юг.
— Ну, я-то точно не пойду ставить их обратно. — Я поднял факел выше. — Вон там впереди какая-то комната.
Мы подошли поближе, и я увидел, что это скорее пещера — конечно, дело рук человеческих, но по размеру как раз она самая. Дыра. Тьма внутри поглотила свет моего факела. Пол был покрыт ржавчиной, и часть помещения, которую я мог разглядеть, заполнили статуи Зодчих, все они показывали куда-то в центр. По обе стороны был тоннель, и статуи уходили в темноту. Если со всех сторон было то же самое, думаю, здесь сходились восемь или даже десять тоннелей. Видимо, некогда это было логово поездов, обвивающих друг друга, словно исполинские змеи.
Снорри подтолкнул меня вперед, и я осторожно пошел между рядами. Похотливая часть меня, что никогда не дремлет, отметила, что статуи по большей части изображают женщин, причем в нелепых застывших позах, — отблески факела мерцали на тысячах древних, но от этого не менее дерзких пластиковых грудей.
— Холодает, — произнес Снорри у меня за плечом.
— Да. — Я остановился, передал ему факел и обогнул голую пластиковую женщину, чтобы встать позади него. — После тебя. В конце концов, это твоя Злая Колдунья Севера.
Отчего-то именно слова «Злая Колдунья» породили эхо, пролетевшее по всей комнате и мучительно долго не стихавшее.
Снорри пожал плечами и зашагал вперед.
— Лошадь оставь.
Расходящиеся лучами проходы к центру сужались, и Слейпнир начала бы скоро опрокидывать статуи. Я отпустил поводья.
— Стой тут.
Она заморгала гноящимся глазом — другой уже совсем залепило — и опустила голову.
Теперь температура падала с каждым метром, и на пластиковых руках со всех сторон поблескивал иней. Я обхватил себя за плечи, дыхание облачком вилось в воздухе.
Посреди помещения на круглой платформе, к которой вели четыре ступени, сидела в обледеневшем кресле Скилфа — высокая, угловатая, костлявая, укутанная в песцовые шкуры. Белая дымка витала вокруг ее конечностей, словно они были так холодны, что могли расколоть сталь. Глаза, похожие на замерзшие озера, уставились на факел Снорри, и тот погас, свет сменило мерцание обледеневших рук ее древних стражей.
— Посетители.
Она повернула голову, и захрустел лед.
— Приветствую тебя, Скилфа.
Снорри поклонился.
Стоя у него за спиной, я подумал: интересно, а чем она вообще тут занималась, пока нас не было?
— Воин. — Она склонила голову. — Принц. — Холодные глаза вновь нашли меня. — Вы двое, связанные сестрой. Смешно. Ей нравятся такие шутки.
Ничего себе шутки! Во мне закипел гнев, отодвинув собой даже вполне объяснимый страх.
— Вашей сестрой, мадам?
Я подумал: интересно, насколько холодна ее кровь?
— Она бы сказала вам, что она сестра кому угодно, если бы вообще заговорила. — Скилфа поднялась с кресла, и ледяной воздух потек по ее рукам на пол, будто молоко. — От вас пахнет дурными снами. — Она сморщила нос. — Чье это? Скверно, скверно.
— Вы — близнец Молчаливой Сестры? — спросил Снорри сквозь стиснутые зубы, пошевелив топором.
