Сейчас все иначе, будто купец решил поделиться своим уютом со всей откровенностью.
– Они ведь хотят тебя, Катэр, – разошелся Бруно, подмигивая танцовщицам. – Чувственные, жаждущие мужских ласк, желающие секса. Женщины... Такими они и должны быть в нашей жизни.
– Ты их ничем, таким не поишь? – усмехнулся я, наслаждаясь извивающимися телами. В танце все рабыни смотрят в глаза, будто артистки, играют роли, натянув маски. Или же наоборот? Сейчас сбрасывают их?
– Что ты! – возмущается купец. – У них оргазм случается только, если я этого захочу. Вот почему они такие ненасытные. И не скрывают сего. Это откровение рабынь, они раскрыты для нас полностью.
– Да ну, – не вытерпела Глория.
– Тебе ли не знать, бывшая рабыня для утех, – Бруно посмотрел на вальки ехидно. –Рабыня живет, чтобы служить хозяину. Она, ее тело – это имущество хозяина, его собственность, и только он решает когда кормить рабыню, и кормить ли вообще, давать ли ей удовольствие, заниматься ли с ней сексом. Если ты имеешь ввиду оргазм при мастурбации? Пусть хоть одна из них попробует засунуть в себя палец ночью, когда все спят, или в уборной. Тут же донесут другие. По глазам видно когда женщина удовлетворена.
– Да ну, – артистично повторила Глория. – Прям таки видно?
– Ага, – усмехнулся Бруно, впившись в серо–голубые глаза вальки.
Я заметил, что Глория без стеснения демонстрирует купцу свой шрам на щеке. Оно и понятно, на фоне меня сойдет. А он и не обращает на него внимания, смотрит ей во взгляд, прямо, иногда опускается к груди, украдкой осматривает фигуру с неподдельным восхищением.
– Каждая моя рабыня пытается услужить мне, привлечь внимание, завоевать любовь. – Продолжил свою мысль купец. – За проступок любая, даже любимица получает наказание. Плеть учит лучше всякого учителя. В твое время разве не так было?
– Оставим, – фыркнула Глория. Бруно звонко рассмеялся.
– То есть у тебя рабы между собой ни ни? – уточнил я.
– Конечно, если я того не пожелаю, – деловито заявил Бруно и махнул прерывая танцы невольниц. – Не желаете ли искупаться?
Конечно, мы бросились в ближайший бассейн с божественной водицей. Даже пьяная Глория оголилась до белья ради такого дела. Я заметил, что она дразнит Бруно, а купцом, похоже, овладевают новые чувства. Такие с доступными рабынями не испытаешь.
– Я легко распознаю женский взгляд, – мурлычет Бруно, подплывая к Глории. Позади рабыни, едва заметно насупили мордашки, но уловив мое внимание, набросили маски восторга. Ревнуют хозяина, женщины...
– Бруно, я могу и шею свернуть, – ехидствует Глория, отплывая от купца с его же скоростью.
– Какая хищница, – восторгается купец. – Но этот взгляд хочет...
– Да ну, – фыркает вальки и упирается спиной в стенку бассейна. Попалась, говорят игривые глаза Бруно.
– Твоя напускная фригидность это признак недотраха, – смеется тот и неумолимо приближается к Глории. Убедившись, что они не начали яростно целоваться или сразу трахаться, я вернулся к своим трем девочкам...
Глория держалась хорошо. Бруно чуть не выхватил оплеуху, пытаясь обнять вальки. Но я заметил, что та чуть медлит с реакцией, возможно, сомневается, переламывает себя. Ох уж эти эротические игры.
***
«Человек, который уважает женщину, не знает, что еще сделать с нею».
Джон Норман.
Вечер. Мы продолжаем развлекаться в райском саду Бруно. Там же поспали, там же поиграли в прятки с рабынями. Кучерявую брюнетку, а затем и блондинку я немного наказал в экзотических кустах, пока никто не видит. Заметил, что вокруг ходят стражники купца, стараются быть незаметными, ошиваются на самых дальних подступах, но бдят.
Когда уселись ужинать, к Бруно подбежал худой мужичек в бежевой одежде, шепнул купцу что–то на ухо.
– Герцог просит аудиенции, – промямлил Бруно. – Звать? Или завтра...
– Завтра! – смеюсь я. Гонец убегает обратно.
– Катэр, раз ты всего на пару дней, – начал удрученно Бруно. – Я покажу тебе церемонию обращения в рабство, это редкость, эксклюзив, особенно для людей запада. А тебе Глория бальзам на душу.
– А что, есть кого обращать? – взвинтилась вальки, выпятив полуголую грудь, соски бесстыже торчат через кремовую ткань.
