– Точно не на государство, – хмыкнула Татьяна.
– Или хочет моими руками жар загрести, – сказала я. – Например, при помощи меня добраться до Сухорукова. Да за такое дело его тут же повысят. Он дал мне понять, что у него на Ивана Захаровича зуб. Мало ли что он там на кого-то намекал… Зуб в первую очередь у него самого.
– Да, двадцатки «зеленью» лишился, бедняга, – опять хмыкнула Татьяна. – Кстати, не вздумай ему платить, даже если и освободит Серегу. Обойдется. А ты на двадцать тысяч такой ремонт сделаешь… И машину давно пора менять.
– Угрожали его семье, – напомнила я. – А это стимул посильнее, чем деньги. Ему нужно отвести от них опасность.
– Если он Сухорукова засадит…
– Он хочет только сливки снять, – вставила Ольга Петровна. – Все чистенько-аккуратненько сделать. Чтобы комар носа не подточил. Но твоими руками, Юля. Хочет, чтобы ты подставлялась, искала подходы и все такое. Помогут тебе, видите ли. Бескорыстно. Ха-ха.
Я задумалась, потом сказала, что у меня сложилось впечатление: Сан Саныч ожидал моего появления. Ну не сегодня, конечно, а вообще. И был готов к разговору. Я снова включила запись.
– Все-таки за ним кто-то стоит, – сказала я, когда мы во второй раз прослушали пленку. – И это не менты.
– Ты знаешь врагов Сухорукова? – посмотрела на меня Татьяна.
– Полгорода. Из тех, кто у нас имеет вес.
– Юля, а ты уверена, что тебе так нужен Сережа? – спросила Ольга Петровна. – Вспомни: он ведь променял тебя на деньги. И из-за них женился на другой.
– Но быстро опомнился, – пробурчала я.
– Юля, ты вбила его себе в голову, – не унималась Ольга Петровна. – На свете есть и другие мужчины. А с этим – одни только проблемы. И кто он? Пешка в чужой игре. Большой игре. Куда он влез все из-за той же корысти. И втянул тебя. Хотел тобой прикрыться. И теперь ты из-за него рискуешь. Зачем тебе это надо?
– А Юлька у нас не может жить, как все нормальные люди, – усмехнулась Татьяна. – Ей риск нужен. Чтоб адреналин в кровь выбрасывало. И побольше, и почаще. Вот тогда она чувствует себя в своей тарелке. Решила чего-нибудь? – Татьяна посмотрела на меня.
– Прямо спрошу у Сухорукова, что нужно сделать, чтобы Серега вышел на свободу, А там посмотрим. Попытка – не пытка.
Он выяснил, кто такой Татаринов и, так сказать, с чем его едят. Понял: дурак. Смирнова, конечно, стерва и дрянь редкостная, но что она все-таки в нем нашла? Должна была бы позариться на рыбку покрупнее. И ведь явно имела возможность прихватить крупных рыбин. Или в самом деле любовь слепа, полюбишь и… В тюрьме такое слово, конечно, лучше не произносить, но ведь в самом деле козел. Или она была права насчет любви из жалости?
Но как тогда в ней все это сочетается?
И как это использовать?
* * *
Двое контролеров, куривших во дворе «Крестов», проводили взглядом депутата Ефимова, известного борца за права заключенных. Тот куда-то проследовал в сопровождении майора.
– Достали все эти борцы, – сплюнул один из контролеров. – В особенности те, которые публично непримиримо борются с организованной преступностью, а в реальности состоят на службе и получают жалованье у этой самой организованной преступности.
Второй кивнул и сказал, что в манере выступления Ефимова – частого гостя «Крестов», хотя ему давно пора бы тут обосноваться на постоянное место жительства, – его всегда раздражает, как Ефимов произносит фразу «У нас в ЗакСе». Звучит она примерно как «У нас, богов, на Олимпе».
* * *
Пригнали коня.
– Эй, Татарин! Это тебе! – крикнули Сергею.
«Малява от Юльки?» – радостно подумал он и спрыгнул со шконки.
Подписи не было. Был приказ с подробными инструкциями. И обещание. Сухоруков? Хотя кто же еще…
