— О да! — воскликнула она.
— Вот и возьми эту чашу. Если ты истинно любишь своего господина, ты отопьешь из нее. Если ты истинно верующая, глоток из чаши доставит тебе удовольствие.
Нежная Гармония приняла кувшин дрожащими руками и, не колеблясь, поднесла его к губам.
Когда сосуд прикоснулся к ее рту, Чилтон выкрикнул:
— Авраам! Авраам! Я — ангел Господень! Опусти чашу, дитя. Не пей. Ты удостоверила свою веру, как был испытан Авраам и утвердился.
Нежная Гармония опустила кувшин. Чилтон взял его у нее из рук. Лицо ее сияло, когда она неотрывно смотрела на него.
— Голубка Мира, — произнес он, — выйди вперед и возьми эту чашу.
— Твоя задача труднее, — сказал Чилтон. — У тебя должно хватить веры на двоих. Мужчина, которого ты ввела к нам, — один из детей мятежа. Его душа — как душа грешников, про которых Господь сказал, что они подобны беспокойному морю, которое не может утишиться, и воды его вздымают тину и отбросы.
Голубка приняла у него из рук чашу.
Чилтон положил руки ей на плечи.
— Ты можешь спасти его. Вера Нежной Гармонии превратила бы кислоту в воду, когда она коснулась ее губ, потому что она верила слову своего господина. Ты веришь моему слову?
Голубка кивнула.
— Ты должна взять эту чашу и вылить ее содержимое в его левое ухо, чтобы мятежный дух вышел из его уст и исчез навеки.
Эс-Ти ощутил эти слова физически, как мощный удар.
— Ах ты, ублюдок! — прорычал он.
— Только ты можешь принести ему этот дар, дитя мое. Не уклоняйся от предписанного тебе дела, — продолжал Чилтон.
Голубка повернулась, держа кувшин обеими руками.
— Чего ты хочешь, Чилтон? — спросил Эс-Ти. — Какова твоя цель?
— Господь говорит: «Слушайте Меня, вы, знающие правду, народ, в чьем сердце Мой закон. Не бойтесь упреков человеческих, не печальтесь от их поношения».
Голубка Мира опустилась на колени рядом с Эс-Ти.
— Не делай этого, — сказал Эс-Ти. — Ты не понимаешь, что делаешь.
— Я могу дать вам мир. Я сделаю вас счастливым.
— Нет! Я не смогу слышать. Мое второе ухо уже оглохло. Голубка! Ты его орудие, спроси, чего он хочет? Спроси его, чего он хочет?
— Мы все желаем вам счастья, — сказала она.
Она подняла сосуд. Он отчаянно затряс головой, потом дернул плечом, стараясь выбить чашу у нее из рук.
— Вы должны верить. Я не причиню вам зла.
— Не делай этого. Он безумец. Он всех вас сделал безумными.
— Не двигайтесь. Молитесь с нами.
— Пожалуйста, — прошептал он. Он сопротивлялся с такой силой, что все его мускулы дрожали от напряжения. — Ты не можешь этого сделать. — Сосуд поднялся и наклонился в ее уверенных руках. — Ты не можешь, не можешь.
Он плакал. О Господи, быть глухим, остаться беспомощным в безмолвном мире… Обжигающе холодная жидкость ударила в ухо и залила его, заглушив звуки молитвы Чилтона.
Тишина стала полной. Они отпустили его. Эс-Ти с рыданиями пригнул голову к коленям.
Эта огромная пустынная местность показалась Ли такой же, какой была всегда. Заброшенной. Серое небо и безрадостные пустоши. Странная погода была на холмах: огромные хлопья снега таяли, прикасаясь к черной земле, гром бормотал где-то поверх облаков.
Ветер трепал гриву гнедого. Ли ехала по грязному проселку. Лошадь нервно подняла голову, озираясь по сторонам, как будто из тенистых лощин могли выскочить тигры.
Ли молила Бога, чтобы им не попались глубокие лужи. Лошадь боялась воды. Поэтому двенадцатидневная поездка удлинилась из-за этого еще на две недели. Сеньор сказал, что мог бы справиться с этим страхом, но не осуществил это обещание.
Он оставил ее в темноте конюшенного двора в «Русалке». Он не покинул ее в тот вечер, но больше с ней не говорил, не ночевал в их комнате, а наутро ее ждало сухое распоряжение. Она должна оставаться здесь, пока он не вернется. За ее комнату и еду заплачено, может просить о чем угодно, за исключением наличных денег. Он взял вороного и серого негодяя. Оставил ей гнедого, который отказывался пройти по мосту.
Оставил ее так без единого гроша. Ждать его, как будто она служанка!
Ли все еще кипела от гнева. Но это не задержало ее даже на полчаса.
Однако гнедой сильно замедлил ее отъезд из Рая. Она попыталась продать его в городке, но все были слишком хорошо знакомы с этим животным. Поэтому ей пришлось отнести в ломбард жемчуг и свое платье. Оценщик унес их в заднюю комнату, потом вышел и положил на прилавок десять шиллингов вместо четырех фунтов, о которых говорил Эс-Ти. Когда она яростно запротестовала, оценщик только пожал плечами и вручил ей закладной билет, а жемчуг отказался вернуть. Она пригрозила, что обратится к констеблю. Оценщик рассмеялся и сказал, что она может делать все, что ей вздумается, а он посмотрит, что из этого выйдет.
