Она глубоко вздохнула:
— Ты и в самом деле пил с паромщиком?
— К сожалению, нет. Прошлой ночью я разбойничал на большой дороге верхом на лошади в белых чулках. Какая неудача — эти чулки! Будем надеяться, что никто ничего не заметил и все обойдется.
Ли наклонила голову.
— А если нет?
— Тогда они повесят меня.
— Не надо слишком беспокоиться. Я буду отстаивать невиновность до последнего вздоха.
— Я вряд ли смогу к этому легко относиться.
Некоторое время стояла тишина. Она смотрела через окно во внутренний двор. Кровать скрипнула.
— Не вставай, — сказала она испуганно. — Вдруг войдут?
— Ну что же, значит, они увидят, что я встал на нога, дорогая, только и всего. Пожалуйста, веди себя поспокойнее.
Ли закрыла глаза, прислушиваясь, как он ходит по комнате, как одевается. Ее мысли вновь и вновь вращались вокруг случившегося. Ворвутся ли сюда за Сеньором, чтобы скрутить его, или вежливо начнут задавать вопросы, пытаясь подловить его? Представила его в кандалах. Возникла нелепая мысль — выбросить ожерелье в окно. Это ожерелье — цепь. Она почувствовала себя волком на цепи.
Когда к ней подошел Сеньор, она отпрянула от него:
— Не пытайся дотронуться до меня. Не смей говорить мне, что ты сделал это для меня!
Эс-Ти опустился на одно колено.
— Что же мне еще сказать, любовь моя?
— Не понимаю, зачем ты сделал это?
— Я ничего не мог с собой поделать.
— Чепуха. Ты ведь не безумец!
Улыбка исчезла с его лица. Он встал, тяжело опершись о спинку кровати. Раздался легкий стук в дверь. Вошла служанка со стаканом снадобья. Когда она вышла, Сеньор открыл окно и вылил это утреннее питье в сточную канаву.
Через час вновь появился владелец трактира. Ли, вцепившись в подлокотники кресла, сидела неподвижно, пока Сеньор выслушивал сообщение, что паромщик подтвердил пребывание ночью мистера Мейтланда у него на пароме. Лошадь мистера Пайпера возвратили владельцу, а повсюду разослали описания кобылы с белыми чулками с просьбой сообщить о ее местонахождении за определенную плату.
— Вознаграждение-то ерундовое, мистер Мейтланд, — заметил хозяин трактира небрежно. — Всего пять фунтов.
— Да, цена маленькая, — согласился Мейтланд, сидя за столом в своих сапогах для верховой езды и в рубашке. Он завернул в бумагу какие-то деньги и поискал в столе сургуч. — Вы не попросите кого-нибудь из конюхов отнести это паромщику? Передайте ему мою признательность. Надеюсь, у него голова не болит так, как у меня.
— С удовольствием, мистер Мейтланд. — Хозяин взял толстый конверт и вышел.
Повисла гнетущая тишина. Сеньор смотрел на себя в зеркало и встретился взглядом с Ли.
Его победная улыбка показалась ей гримасой дьявола, бесстыже упивающегося своими пороками.
— Удивительно, что ты сумел выпутаться!
— Выкрутился! Это мне влетело в копеечку. Десять фунтов нашему паромщику он, правда, заслуживает и большего! С остальными расходами мне это обошлось в пятьдесят фунтов! Не знаю, стоишь ли ты таких затрат?
Она так взглянула на него, что он предпочел побыстрее отвернуться, подобно Немо, уползающему в угол от греха подальше.
— Ты стоишь этих денег, моя сладость. Сладкая моя, — проворковал он по-итальянски. — Ругайся-ругайся, — произнес Эс-Ти бархатным голосом, самодовольно касаясь своего подбородка.
Он оперся локтями на туалетный столик, небрежно играя гребнем слоновой кости. Ли нахмурилась, глядя на его отражение в зеркале, на удивительные брови, способные выражать и радость и жестокость одновременно. Его оживленная болтовня, насмешки и нежность сбивали ее с толку. Она не могла его понять — его побуждения, поступки, возможности. Казалось, бриллианты добыты с помощью волшебства, а не мерзким разбоем.
Эс-Ти упивался обретенным равновесием духа и тела. С той поры, как они покинули корабль, он двигался легко, уверенно, с тем ощущением внутренней свободы, которую невозможно не заметить окружающим.
Во дворе раздался какой-то треск. Эс-Ти стремительно повернулся к двери и замер в выжидательной позе. Но шум доносился из открытого окна: во дворе переругивались работники над перевернутой тележкой. Ли не сводила с него глаз. Он продолжал смотреть на дверь, пока не понял своей ошибки. Потом перевел взгляд на нее. Краска залила его лицо.
