Пусть так. Пусть он поверит, что может взять верх над ней.
Его рука скользнула вверх по пуговицам ее жилета и стала одну за другой расстегивать.
— Ты слишком вяла для гулящей девки. Разве ты не знаешь, что надо делать?
Она почувствовала, как румянец жжет ее щеки. Нет-нет, только не показать ему своего смятения.
— Я это покупаю, но не должен же я проделывать всю работу один.
— А вдруг войдут слуги?
— Думаешь, мы их смутим? — пробормотал он. — Они не задержатся.
Ей вдруг представились неприличные сценки из маленькой книги маркиза.
Пусть он думает, что может ее таким образом подчинить.
Она повернула голову и провела губами по его руке. Нежно прикусила кончики его пальцев и вскочила:
— Мне надо нагреть воды для вашего купания, монсеньор.
Эс-Ти лежал в постели, а девушка тем временем нагревала воду в чугунной ванне. Портной Рая не замедлил оказать свои услуги, и новые одежды Эс-Ти уже лежали на столе: бронзового цвета бархатный камзол с зеленой шнуровкой; атласные жилеты, украшенные золотом и серебром; штаны для верховой езды; льняные рубашки с кружевами на обшлагах.
Эс-Ти привстал и протянул руку к тарелке с холодным мясом; он съел хлеб с куском говядины, другой кусок бросил Немо.
Все это время он наблюдал за Ли, как охотник из засады.
Волосы ее, собранные в хвост на затылке, открывали нежный овал. Она легко двигалась по комнате, собирая полотенца, отыскивая мыло, прислушиваясь к трескотне огня в закутке, где помещалась чугунная ванна.
Как привлекательно выглядела Ли в этих тяжелых башмаках и старых бриджах! Он тихо сходил с ума от умиления, от забытого восторга перед всей этой бездной женственности, которую не могла скрыть даже грубая нелепая одежда.
Он хотел заставить ее любить, увидеть ее стыд…
Он отхлебнул бренди, ощутив, как тепло разлилось в груди. Руки слегка дрожали. Спиртное не притупило в нем остроты чувств.
Она вышла из закутка, где подогревалась вода.
— Месье? — Ли подошла и встала рядом с кроватью. — Милорд желает, чтобы я его раздела?
Он видел, что она насмехается над ним, называя его столь почтительно. Она опустила глаза, ее темные ресницы отбрасывали тень на щеки, и именно этой покорностью она воспламеняла его еще больше.
— Да, — произнес он хрипло, поддаваясь этому заманчивому предложению.
Тысячи раз его раздевали и одевали слуги, когда он жил богато. Он был джентльменом. Когда заводились деньги, у него появлялся камердинер. Но никогда никто не доставлял ему такое жгучее удовольствие, осторожно освобождая от одежды. Ее руки скользили по его телу, касаясь тех уголков, которых никто не касался уже три года.
Ее пальцы — ловкие, нежные — сняли с него рубашку, положили на стул. Затем она вновь приблизилась к нему и встала напротив. Взгляд Ли был по-прежнему скромно потуплен, как у слуги, ожидающего дальнейших указаний.
Она дотронулась до него без малейшего стеснения, помогала ему освободиться от бриджей. Его дыхание стало прерывистым. Ему казалось, он погружается в сон.
Он стоял, охваченный желанием, а она аккуратно складывала в стопку его одежду.
— Монсеньор, — произнесла она, — вода нагрелась.
Его лихорадило: рядом с ним, обнаженным, сновала ее деловитая, одетая фигурка. Он еще не обладал ею, но все тело его уже предвкушало ее.
Он разместился в ванне. Горячая вода приятно обволакивала тело.
Ли ждала с куском мыла и мочалкой. Подождала минуту, не поднимая глаз. Потом закатала рукава, встала перед ванной на колени и окунула мочалку в воду. Каждое ее движение полно сдержанного достоинства и грации! Он хотел взять ее лицо в руки и вонзить язык в ее губы. Между тем она водила душистой, намыленной мочалкой по всему его телу.
Тепло и нега растекались по всем клеточкам, как пена от мочалки.
Ли вылила на Сеньора полный кувшин воды.
Что она с ним творила! Он хотел бы схватить и унести ее в постель, сейчас же, немедленно! Но она увернулась.
На губах ее играла улыбка, а в глазах застыло странное выражение — она обежала глазами его фигуру:
— Вы очень красивый мужчина, монсеньор. Думаю, что теперь мы квиты.
Не успел он опомниться, как она уже опустила рукава рубашки и выскользнула из двери, оставив его в остывающей ванне.
