Я пришел в себя достаточно, чтобы проявлять интерес к происходящему, и даже более того — осмелился задать вопрос:
— А как же голова?..
— Как и у обычного смертного, она является самым слабым звеном в системе защиты, так как стоит только разрушить его мозг — и мы безвозвратно потеряем этот достаточно ценный экземпляр. Поэтому я заключу голову в защитную пленку, которую невозможно пробить простым оружием.
Котел зашипел, варево в нем запузырилось, исторгнув целый букет испарений, как мне показалось, не совсем здоровых, и то, что еще совсем недавно было головой Гарха, а теперь являлось неизвестно чем, повернулось лицом к свету рампы, предоставив мне радостную возможность увидеть глаза моего несчастного напарника, которые выглядели столь же свежо и оптимистично, как обычно выглядят глаза достаточно хорошо проваренной рыбы.
— Правда, здесь есть одно «но»,— как ни в чем не бывало продолжал Антопц, после того как забросил в свое адское варево очередной подозрительно выглядящий компонент.— Чтобы получить полноценного полусмертного, мне необходимо выполнить достаточно сложную процедуру полной очистки крови в его голове, а это занимает около двух суток. Но сейчас у меня нет времени — через три с небольшим часа мы идем на переговоры с представителями Кен, и мне нужен кто-то, кому можно поручить твою безопасность — пока я не разберусь с тем, какие компоненты необходимы для извлечения «Растворителя миров».
— А...
Холодные, безжизненные, как дно свежеразграбленной могилы, глаза окатили меня ледяной волной, и мягкий голос, так резко контрастирующий с этим ужасным взглядом, доверительно продолжил:
— Я все так подробно объясняю тебе потому, что мое существование и существование святынь, которые для меня дороже всего, зависит от одного: сумеешь ли ты продержаться, пока у меня не будет все готово к процедуре извлечения. Сейчас я очень — подчеркиваю, очень — терпелив, но все же не стоит испытывать мое терпение, задавая глупые вопросы.
Надо отдать этому колдуну должное — не только внешний облик, но и его манеры по-прежнему строго соответствовали образу пожилого респектабельного джентльмена, с которым, несмотря на всю его показную мягкость и веселость, шутить все же не стоит.
Но вопрос, который мне так и не дали задать, напрямую относился к моей, а значит, и к его безопасности, так что я все же рискнул:
— А что будет с полусмертным, у которого голова закупорена пленкой, но кровь не очищена?
— Хм-м...— первый раз в его голосе проскользнула едва заметная неуверенность.— Сказать достаточно трудно, потому что раньше ничего подобного не происходило. Ясно только одно — его мозг будет все больше и больше погружаться в пучину хаоса, и в конечном итоге окончательно выйдет из-под контроля. Но в данном случае это не важно, потому что вам нужно продержаться не больше двадцати пяти суток, оставшихся до кончины этой вселенной. Я более чем уверен, что в течение этого времени он будет в более или менее стабильном состоянии.
— Ты думаешь о том же, о чем и я? — прямо-таки с отеческой заботой в голосе спросил меня верный друг и соратник по борьбе за выживание, которого явно не убедили эти достаточно вялые, к тому же научно не подкрепленные гипотезы.
— Да,— мысленно ответил я, но углубляться в подробности не стал.
Мне хватило того факта, что за мной будет охотиться могущественная банда выживших из ума колдунов, а в роли телохранителя, единственной защиты и опоры, выступит недоделанный полусмертный со сваренными вкрутую мозгами, который, насколько я помнил, и при жизни не мог похвастаться, что у него все в порядке с головой. Впрочем, это было не самое худшее.
Правда заключалась в том, что его и так уже почти безнадежное состояние в дальнейшем могло только ухудшиться.
Но об этих зловещих предчувствиях я предпочитал пока не думать, потому что в моем состоянии и при таких нездоровых мыслях это был самый короткий путь в страстные объятия безумия.
Посланникам Антопца не понадобилось много времени, чтобы исполнить приказ своего повелителя. Компота нашли практически сразу — бедняга сидел под городской стеной и очень ненатурально выл на луну, каковой, к слову сказать, здесь не было и в помине. Подозреваю, что Билли, который, насколько я помню, никогда не мог похвастаться принадлежностью к кругу тонких ценителей музыки, испытывал адские муки, борясь с искушением задушить старого маразматика, чтобы положить конец этой непереносимой какофонии. Уверен: он не сделал этого исключительно из меркантильных соображений — быть привязанным к дохлому животному куда неприятнее, чем к живому, и это не требует особых доказательств. Хотя... Здесь, на Глове, общественное мнение и мораль были, скажем так, несколько иными, чем в моем мире, и не исключено, что подобный расклад мог кое-кого даже заинтересовать.
