Уронили цветы мои слёзы, и ниже
Лепестки наклонили в бреду,
Не она ли идёт, не её ли увижу,
Жизнь мою и голубку в саду?
Роза алая вскрикнула: «Ближе, ближе!»
Плачет белая, прочит беду.
И прислушался шпорник: «Я слышу, слышу!»
И шепнула лилия: «Жду!»
Альфред Теннисон[1] «Мод»
— Я как будто замечаю, — говорю я, —
некоторое нарушение аграрных традиций,
которые до сих пор внушали мне такое доверие.
— Верно, красавец, — говорит он. —
Недалеко то время, когда та примула,
что «желтеет в траве у ручейка», будет
казаться нам, деревенщинам, роскошным
изданием «Языка цветов» на веленевой
бумаге с фронтисписом.
О.’Генри[2] «Развлечения современной деревни»
В витрине, на чёрном бархате, лежало
ожерелье — сапфиры с бриллиантами,
в форме сердца; то есть я хочу сказать,
ожерелье было так уложено, в форме сердца.
Я вошёл, оказалось, оно очень дорогое,
триста фунтов, я чуть было не повернулся,
чуть было не пошёл прочь, но потом более
щедрая часть моей натуры одержала верх.
В конце концов, деньги-то у меня есть.
Продавщица его примерила на себя, оно
и в самом деле выглядело красиво,
не дешёвка какая-нибудь.
А она говорит, правда, камни мелкие,
но все чистой воды и стиль викторианский.
Я вспомнил, Миранда как-то говорила, мол,
очень любит вещи в викторианском стиле,
это и решило дело.
Джон Фаулз[3] «Коллекционер»
