Разумеется, с таким подходом связан немалый риск. Технология может так никогда и не улучшиться в необходимой степени. Учреждение, которое должно сохранять ваш мозг, замороженный в жидком азоте, может не справиться со своей задачей. Или жизнь может оказаться настолько ужасной в момент вашего возвращения к ней, что лучше бы вы умерли. Итак, многие люди отказываются от крионики, полагая, что вероятность успешного исхода настолько мала, что не стоит даже скромных затрат. Однако многие другие (включая и меня) куда выше оценивают успешную возможность завершения данной процедуры. Но в то же время лишь немногие из тех, кто думает, что она сработает, в действительности подписываются на крионику (меньше одной тысячи людей в год во всем мире). Когда их спрашивают, почему они не решаются на заморозку тела в жидком азоте, они говорят, что их друзья и родственники считают это странным или что «продление жизни посредством крионики — это неестественно, эгоистично и безнравственно». Очевидно, что находится очень мало людей, желающих восстать против своих генов таким образом.
И к чему же мы приходим? В истории о Матрице мятежники боролись за освобождение людей от рабства у ИИ. Они хотели рассказать людям о мире, натянутом им на глаза, чтобы скрыть от них правду. Однако это происходит не потому, что восставшим никогда не нравилось быть рабами и хотелось увидеть правду. Даже в выдуманной истории мы видим, что мятежники соглашаются быть рабами генов, а также страстей и воображаемого мира, который гены используют для их контроля. Здесь, в нашем мире, большинство из нас тоже соглашаются быть рабами своих эгоистичных генов и воображаемого мира «спаривающегося разума», который гены дают нам. На самом деле нам бы не хотелось знать эту правду, а также правду о том, что воображаемый мир заботит нас меньше, чем мы думаем. Мы не хотим допускать, чтобы какой-то другой разум стал контролировать свои гены, и лишь немногие из нас пытаются сделать так, чтобы наш разум пережил наши гены. Поскольку мы не хотим одержать победу над нашими генами, мы делаем так много в пользу нашего воображаемого мира.
Казалось бы, все это не сулит ничего хорошего революции против генов и тем более революции против воображаемого мира, по крайней мере в том случае, если бы она осуществлялась всеобщим голосованием. Когда-нибудь в следующем столетии станет доступной технология «загруженных», или смоделированных компьютером, людей. Если это случится до того, как мы создадим реальный ИИ, тогда начнется невообразимое экономическое давление с целью принятия этой технологии. Однако если ее одобрить, разум будет навсегда отсоединен от генов. По крайней мере он потеряет связь с генами, основанными на ДНК. Суровая истина заключается в том, что эволюция и давление отбора все равно будут продолжаться, но уже на полностью новой основе. О том, куда это нас приведет, следует говорить в отдельной статье.
Лайли Зинда
БЫЛ ЛИ САЙФЕР ПРАВ?
Часть II. ПРИРОДА РЕАЛЬНОСТИ И ПРИЧИНЫ, ПО КОТОРЫМ ОНА ИМЕЕТ ЗНАЧЕНИЕ
«Матрица» ставит новое поколение перед давней дилеммой. Что такое реальность, и каким образом мы ее отличаем от нереальности? Имеет ли этот вопрос реальное значение? Философ Лайли Зинда ставит этот вопрос ребром.
Добро пожаловать в реальный мир, Нео.
Первые слова Морфеуса, обращенные к Нео после освобождения из Матрицы
НЕО. Это что, нереально?
МОРФЕУС. Что такое «реально»? Как ты определяешь реальность? Если ты говоришь о том, что ты можешь переживать, чувствовать вкус и запах или видеть, тогда реальность — это просто электрические сигналы, истолкованные твоим мозгом.
Разговор Нео с Морфеусом после того, как Нео впервые попал в «загрузочную программу».
НЕО (изо рта у него течет кровь). Я думал, это было не по-настоящему.
МОРФЕУС. Твой разум делает это реальным.
НЕО (немного помолчав). Если тебя убьют в Матрице, ты умрешь и здесь?
МОРФЕУС. Тело не может жить без разума.
Разговор Нео с Морфеусом после того, как Нео вышел из «программы прыжков», провалив свой первый прыжок.
После того как Нео, мессианского героя «Матрицы», освобождают из воображаемого мира, в котором он прожил всю жизнь, он весьма наглядно сталкивается с вопросами о природе реальности, давно поставленными западной философией. Существует ли мир, внешний по отношению к нашему субъективному опыту, нашему сознанию? Если да, то как мы можем узнать, что он из себя представляет, ведь мы не можем выйти за пределы нашего собственного опыта, чтобы сказать, совпадает ли с ним реальность. В конце концов, так уж ли важно отвечать на эти вопросы? Разве недостаточно знать, что представляет собой наш опыт, не беспокоясь о том, стоит ли за ним реальность?
