Кустистые седые брови Майрона опустились, глаза превратились в щелочки. Очень спокойно он ответил:
– Только через мой труп.
– Что через ваш труп, Майрон? – так же спокойно ответила Оливия. – Пригласить сиделку? Отправиться в хоспис? И позвонить вашим детям?
– Все вместе. – Он допил остаток виски, взял бутылку и налил еще на три пальца в хрустальный стакан. Оливия знала, что он принимает много лекарств. Пожалуй, ему не стоило столько пить. С другой стороны, почему нет, если человек все равно умирает?
– Я не дам и ломаного гроша за то, что говорит наш замечательный доктор. Если мне предстоит умереть, то я сделаю это здесь. На своих условиях. На своем ранчо, в своем собственном чертовом доме. Где я прожил всю свою чертову жизнь. Куда я привел свою жену. Где у нас родились дети…
Его голос прервался, оставив невысказанные слова висеть в пустоте.
«Где погибла моя жена. Где погиб мой младший сын… Где моя семья развалилась…»
Пламя камина отразилось в его повлажневших глазах.
Оливия поставила свой стакан на столик и нагнулась вперед, положив руки на колени.
– Майрон, если вы не переедете в такое место, где за вами будут ухаживать, вам потребуется медсестра, живущая в доме…
Он резко вскинул руку.
– Прекрати. Даже не думай об этом. Тот день, когда мне потребуется сиделка, чтобы вытирать задницу, чистить зубы и выносить горшок, станет днем моей смерти. Достоинство. Чертово достоинство. Или я прошу о слишком многом?
– Вашим детям следует знать. У них есть право…
– Хватит! – Майрон с грохотом поставил стакан, его щеки покраснели. – Ни за что на свете. Я не хочу, чтобы эти двое ссорились из-за наследства, пытаясь продать это ранчо еще при моей жизни. А они попытаются сделать это, попомни мои слова.
– Вы не можете быть уверены в том, что они…
– Разумеется, могу. Коулу глубоко плевать на то, что произойдет с Броукен-Бар или с его отцом. И он мне здесь не нужен, чтобы постоянно напоминать об этом. Когда я умру, когда мой пепел развеют, когда моя мемориальная пирамида из камней появится на вершине горы рядом с пирамидами Грейс и Джимми, тогда они получат ранчо. И мой призрак будет пугать их. – Старик помолчал. Он выглядел очень уставшим, но от этого не менее решительным. – Ты сделаешь это для меня. Развеешь пепел, сложишь из камней пирамиду.
Оливия потерла лоб, еще раз украдкой посмотрела на снимок над камином.
– Где Коул теперь?
Молчание.
Она повернулась, чтобы посмотреть на Майрона. На его лице появилось странное выражение. Плечи ушли вперед, вжимая его в кресло. В глазах старика Оливия увидела сожаление.
Ее переполняли эмоции.
«Если бы это был мой отец, я хотела бы знать. Я бы хотела, чтобы у меня была возможность попрощаться…»
Можно ли исправить то, что пошло не так? Или это чистой воды безумие – пытаться помириться, когда гнев, сожаления, горечь, обвинения настолько глубоко укоренились в душе человека и так крепко переплелись друг с другом, что если вы попытаетесь извлечь один корень, то погибнет все дерево?
– Он в Гаване, – наконец ответил Майрон. – Топит свои печали в спиртном.
Оливию охватило удивление.
– В Гаване? На Кубе? Откуда вы знаете?
Майрон равнодушно пожал плечами и отвернулся, уставившись на пламя. Его руки с проступившими венами безвольно лежали на подлокотниках кресла. Тот факт, что он знал, где находится Коул, подсказал Оливии, что ему не все равно. Не совсем все равно. У нее появилось ощущение, что Майрону необходимо это сделать – помириться с сыном. И с дочерью тоже.
Или это чувство подстегивала подспудная вина самой Оливии за то, что ее семья стала ей чужой? Оливия сглотнула, заставляя себя оставаться в настоящем. Когда она позволяла своим мыслям возвращаться в прошлое, ей становилось плохо.
– Какие печали? – негромко спросила она.
По-прежнему отказываясь смотреть Оливии в глаза, старик сказал:
– У Коула, кажется, застой в работе после того, как от него ушла жена и забрала с собой ребенка.
– Я… не знала, что у него семья. Он был женат?
– Незарегистрированный брак. Ее зовут Холли. У нее сын от предыдущего брака, Тай. Она вернулась к своему бывшему после того, как Коул попал в передрягу в Судане и подверг опасности жизнь ее сына. Она забрала мальчика и вернулась к его отцу. Сейчас парнишке должно быть восемь лет.
