- Понимаю, - сказал джигит. - Ты за место платила?
- А как же! - нахально ответила Братчик. - Сейчас… Вот черт, не помню, куда квитанцию сунула.
Она честным взглядом посмотрела на джигита и по его глазам поняла, что квитанция тут ни при чем. Не впервые Зоя была на рынке. Джигит ослепительно улыбнулся, показав целое хранилище золотых зубов, и сказал:
- Меня зовут Ариф.
- Очень приятно, - ответила Братчик, прикидываясь дурочкой.
- Ты не поняла. Меня зовут Ариф. Ты здесь первый раз?
- Ну и что?
- Мне платить надо, - сказал он. - Мне, понимаешь? Тогда никто не тронет.
Зоя уже поняла, что разговаривает с настоящим хозяином рынка. Как раз в этот момент проходивший мимо милицейский сержант почтительно пожал Арифу руку. Но у Зои в кошельке был только троллейбусный талон на обратную дорогу.
- Я потом заплачу, - сказала она. - Как товар продам.
- Так нельзя, - покачал головой Ариф. - Или плати сейчас, или уходи. А может, мы по-другому договоримся?
- Как это?
- Зачем такой красивой девушке стоять за прилавком? Я сейчас мальчика позову. Пусть мальчик торгует. А мы с тобой пойдем немножко покушаем. Шашлык-машлык, вино хорошее.
Ариф откровенно разглядывал вздымающуюся от волнения грудь Зои. Глаза его стали маслеными, зубы сияли ярче солнца.
Зою бросило в жар. Эх, развернуться бы сейчас и врезать по золотым зубам! Но такое уж точно плохо кончится.
- Нет уж, спасибо, - сказала она. - Я лучше тут постою.
- Нельзя, дорогая. Порядок должен быть.
- А я ничего не нарушаю.
Глупое упрямство Зои, похоже, огорчило Арифа. Сокрушенно покачав головой, он неторопливо вынул из кармана складной нож, открыл его и одним движением распорол рюкзак сверху донизу.
Зоя ахнула. Орешки лавиной обрушились под прилавок и рассыпались по земле. Милицейский сержант демонстративно отвернулся. Ариф неторопливым шагом двинулся дальше по своим владениям.
Зое кое-как удалось собрать ничтожную часть орешков, перемешанных с мусором. Она привезла их обратно в связанном узелком испорченном рюкзаке. Остатки орешков подруги промыли под краном и съели сами. Два дня, по крайней мере, у них не было проблемы с едой.
Год 1976-й. Миледи
В девятом классе появился Аркадий Михайлович Шафран, новый учитель истории, который, встретившись с Миледи, буквально стал на свой смертный путь. Смуглый черноволосый выпускник педагогического института, немножко смахивающий на цыгана, сразу же занозил сердца многих девчонок.
- Меня зовут Аркадий Михайлович, если ни у кого нет возражений, - весело объявил он. - По национальности я еврей. Тоже нет возражений? Тогда я буду преподавать вам историю. Кто тут у нас Агеев?
- Я, - отозвался Агеев.
Аркадий Михайлович оторвался от журнала, оглядел Агеева веселым взглядом и сказал:
- Рад знакомству. Арутюнян?
- Я.
- Очень хорошо. Быкова?
- Она болеет.
Историю в классе не любили и безбожно ее прогуливали под самыми разными предлогами. Быкова, возможно, сейчас сидела в кино, но ее на всякий случай прикрыли.
- Печально, - сказал учитель. - Надеюсь, что молодой организм Быковой победит в борьбе с недугом. Братчик?
- Я Братчик! - откликнулась Зоя.
- Спасибо, что пришли. Воротников?
- Болен!
- Пожелаем ему скорейшего выздоровления. Лыков?
Наступила пауза. Объявлять Лыкова больным было уже просто неприлично.
- Разве у Лыкова нет в классе друзей? - насмешливо спросил учитель.
- Почему нет? Есть, - раздались голоса.
- Так разве им трудно крикнуть «болен»?
Этим Аркадий Михайлович окончательно купил класс. Так же играючи он добрался до Миловской.
- Я! - сказала Миледи и встала, глядя на учителя со своей неопределенной улыбкой.
Аркадий Михайлович хотел по обыкновению пошутить, но не смог. Во рту у него вдруг пересохло, и вся его живость куда-то подевалась. В этот миг он и пропал.
- Садитесь, Миловская, - сказал Аркадий Михайлович осевшим голосом.
Впрочем, чуть позже он сумел взять себя в руки. Оказалось, что он знал тьму интереснейших вещей, которых не найдешь ни в одном учебнике. Взять хотя бы его рассказы о знаменитых ассамблеях Петра Первого. Учитель живописал царские балы так, будто сам на них отплясывал и пил из кубка Большого Орла. А уж когда он рассказывал, как Петр позволял себе посреди бала на глазах у всех содрать с какой-нибудь красавицы платье, опрокинуть ее на пол и тут же овладеть ею, в классе было слышно пролетевшую муху.
