— Это наше корабельное имущество. Мы к нему привыкли, хоть он и одноухий, — сказал вестовой и ушёл в кают-компанию.
Митя посадил Митрофана на плечо, и кот в знак особого доверия обнял его за шею пушистым хвостом и замурлыкал на ухо.
— Не щекочи меня усами, — сказал Митя со смехом. — Знаешь, Витя, что он говорит? Он говорит: «Шоколаду, шоколаду, шоколаду…»
— Потом, — ответил озабоченный Виктор, вглядываясь в силуэт «Водолея».
Друзья обошли гавань и остановились возле кирпичной сторожки, у самого борта «Водолея». На носу корабля разговаривали несколько человек. Борт «Водолея» приходился в уровень со стенкой гавани.
— Смотри, сколько там мешков, бочек, ящиков. Это продукты, да? — спросил Митя, показывая на судно. — Вот здорово можно в прятки играть! Спрячешься, и не найдут…
Виктор что-то шепнул на ухо своему другу. Митя отрицательно покачал головой. Виктор с досадой пробормотал сквозь зубы:
— А говоришь, что моряком будешь. Как же, моряк! Держи карман шире!
Митя пожал плечами и промолчал. Юнга снова зашептал ему на ухо.
— Не хочу, — сказал Митя, но уже не так решительно. — Нехорошо это… Вестовой говорил, что «Водолей» идёт на форты.
— А может, и флоту понадобится, — напомнил Виктор. — Тоже, друг!
Они замолчали.
— Кормовые отдать! — скомандовал кто-то с мостика «Водолея». — Носовые выбрать!
На «Водолее» началось движение. Позванивал машинный телеграф, за кормой судна зашумела вода, вспененная винтом. Борт «Водолея» вздрогнул, и в полутьме было видно, что он чуть заметно движется вдоль стенки.
— Мяу! — вдруг заорал Митрофан, всеми когтями вцепился в плечо мальчика, а потом спрыгнул на землю.
Случилось то, чего никто не мог предвидеть. Послышался звонкий, заливистый лай. Маленькая задорная дворняжка мчалась к Митрофану с явным желанием растерзать его на клочки. В ту же минуту всё кругом озарилось короткой жёлтой вспышкой, и островок вздрогнул от тяжёлого удара. На секунду сердца мальчиков остановились — такой гулкий грохот прокатился над морем. Начались стрельбы.
Митрофан ещё раз мяукнул, мелькнул по стенке чёрным клубком и исчез.
— Он удрал на «Водолей», он на «Водолей» прыгнул! — с отчаянием воскликнул Митя.
— Ага, мы потеряли корабельное имущество! — зловеще сказал Виктор. — Митька, если ты мне друг, за мной!
Командир блокшива сидел в кабинете дежурного службы связи и нетерпеливо ждал, когда можно будет поговорить с фортом. Телефонные аппараты толпились на большом столе, и дежурный хватался то за одну, то за другую трубку, срывал их с рычагов, слушал, записывал, иногда вскакивал, отодвигал и снова задёргивал зелёную занавеску: за ней скрывалась большая карта Балтийского моря, на которую были наколоты силуэты кораблей, вырезанные из картона. С одного взгляда было видно, где находится тот или другой корабль. Возле форта, например, были приколоты силуэты «Водолея» и «Змея».
Дежурил молодой командир. Его лицо разгорелось. Мягкие светлые волосы прилипли ко лбу и потемнели. В трубку телефона он кричал так властно, точно командовал на корабле.
— Сейчас, сейчас, — успокаивая, говорил он нахмуренному Левшину. — Сейчас вызовем форт. Скоро его очередь. Сию минуту!
Он знал, что, если Левшин теряет полчаса для того, чтобы получить трёхминутный разговор с фортом, значит, у него имеется какое-то важное дело.
Когда дошла очередь форта, дежурный завопил в трубку:
— На форту! Алло, на форту! Кончились стрельбы? Позовите командира форта. Командир форта? Привет! Товарищ командир, «Змей» ещё у вас? Кто ушёл? «Водолей»? Спасибо, отметим. А «Змей»? Вот-вот! Попросите к телефону командира «Змея». Что? Он у себя? В таком случае…
Фёдор Степанович подошёл к столу и протянул руку. Дежурный прокричал:
— С вами сейчас будут говорить!
— Алло, товарищ Алексеев! Говорит Левшин… Да! Здравствуйте. У меня просьба: попросите к телефону Кравцова, командира «Змея», и пассажира на борту «Змея» Виктора Лескова, воспитанника блокшива. Да! Буду очень благодарен…
Старик кивнул дежурному и крепче прижал трубку к уху. Он слышал шорох, поскрипывание, точки-тире телеграфа. Сюда же примешался какой-то деловой разговор по интендантской части. Настойчивый голос монотонно повторял: «И пятьдесят мешков муки, пятьдесят, пятьдесят!» Наконец сквозь шорох и гудение проводов послышался точно закутанный в вату далёкий голос:
