— Зоя. Тоже ничего, — Эммануил посмотрел на меня с улыбкой и, ёрничая, протянул сложенную ладошкой руку. — Эмик. Прошу любить и жаловать. Так зовет меня мама.
Я пожала протянутую руку.
— У вас есть мама?
— Как и у всех живых существ. Правда, мы редко видимся. Я все время на работе. Да и с ней все тоже непросто.
— Как-то у вас все сложно, — я слегка поежилась, — с отцом нелады, с мамой проблемы.
Эмик снова погрустнел.
— Похоже, вы правы. Но мы же договорились, что эта тема — табу.
— Не вопрос, — подхватила я. И остаток вечера мы провели, покатываясь от хохота. Я даже потом не могла припомнить, от чего мы так веселились, но, думаю, что от всего понемножку. Сначала от пары глотков хорошего вина, потом были какие-то «бородатые» анекдоты, до которых Эмик был весьма охочим. А еще всякие смешные лирические мелочи, вкусная еда и простое ничегонеделание, все, что всегда сопутствует очень хорошему вечеру и поднимает настроение.
В первом часу ночи официант вежливым покашливанием напомнил нам, что заведение закрывается.
— Знаете, я давно так весело не проводил время, — голос Эммануила был приятным, и я с удовольствием вслушивалась в его интонации. Если честно, то мне впервые в жизни было так легко и беззаботно. И смешно сказать — с первым встречным.
— Зоя, — Эмик слегка помялся, — а можно ваш телефон. А то вот так разбежимся и больше никогда не встретимся.
Я еще не успела выучить свой новый номер телефона, но признаваться в этом мне тоже не хотелось. Мало ли, что человек обо мне подумает?
— Давай лучше ты мне продиктуешь свой, а я запишу на мобильник и сразу тебе перезвоню. Вот мой номер у тебя и отобъется.
Я неожиданно для себя самой перешла с ним на «ты», и, судя по его порозовевшим от удовольствия щекам, это ему понравилось. Сказано — сделано. И через полчаса, когда я, проскочив без пробок по ночной Москве, уже подъезжала к своему новому жилищу, в моей голове крутилась мелодия французской песенки из фильма «Эммануэль».
Утром меня разбудил звонок из детективного агентства.
— Зинаида Иосифовна, пока все спокойно. Двое агентов дежурят в подъезде, на разных этажах. Один — на улице.
— Послушайте, Олег, это плохая мысль — торчать в подъезде двум незнакомым мужикам, — я еще толком не проснулась и была злой, как кусачая зимняя муха. — Соседи могут участкового ненароком вызвать.
В трубке было вопросительное молчание. Мне пришлось все же окончательно проснуться. Я нехотя вылезла из-под одеяла и зябко поежилась — все же на дворе был самый конец августа. Это на благодатном юге начало бархатного сезона. В Москве конец августа иногда означает начало зимы.
— Вы, знаете что, попробуйте там где-нибудь квартиру снять, я оплачу…
— А мы уже все разведали, — перебил меня Олег, — там, на этаже, кроме вас больше никто не живет. А обе квартиры, и напротив и рядом, сдаются.
Вот это номер! Я прожила там целый год и даже не знала об этом! А впрочем, я и не интересовалась.
— Так берите какую-нибудь побыстрее, — мой голос скрипел недовольством, как у любого совершенно невыспавшегося человека. — И, прошу вас, звоните только тогда, когда что-нибудь случится, — проворчала я напоследок, снова залезла под одеяло и провалилась в сон.
В двенадцать часов в мою дверь позвонили. Время я определила по настенным часам, которые висели над моей кроватью. Я абсолютно выспалась, поэтому пошла открывать дверь в прекрасном расположении духа.
— Зиночка, это бабМаша, — донеслось из-за двери, пока я возилась с замками. — Пойдем, детка, завтракать. Я пирожков напекла, — пропела бабуся, дыша на меня ароматами кондитерской. Я чуть не прослезилась.
На кухне у бабМаши было чисто, как в операционной. Гора пирожков с творогом высилась посреди стола, накрытого крахмальной скатертью.
— Я слышала, как ты вчера припозднилась. Вот потому спозаранок тебя и не будила. Дело молодое. Надо все успеть — и поспать, и погулять.
Я уплетала за обе щеки вкуснейшие пироги и запивала их горячим чаем. Мне казалось, что вкуснее я еще ничего в жизни не ела. А все потому, что от этих пирогов, от самой бабМаши пахло настоящим родным домом, которого, по сути, у меня никогда и не было. Как-то сразу по сердцу пришлась мне эта, в сущности, абсолютно чужая женщина. А «мисс Марпл», видимо, почуяв мое настроение, тихонько посмеивалась, подкладывая на мою тарелку новую порцию свежих горячих пирожков.
