Дачный поселок занимал значительную территорию. Хотя участков было пока немного, десятка три, но землицы каждому было отмерено щедро. Пространство активно захватывалось и западнее, до самой реки (Эхмы), и южнее, занимая сельхозугодья, чему противодействовали мотыгинские, затеяв тяжбу.
Всё цвело, благоухало, пенилось - я говорил? Но был, настойчиво повторяю, июль, что с цветением садов все же не вяжется, а скорее с началом фруктовоощной зрелости можно соотнести этот период лета, поэтому догадливый читатель предыдущую фразу вычеркнет, приняв во внимание привычку автора ставить ложные вехи и всячески заметать следы. Как говорил один опытный мой советчик: правила охоты диктует дичь. Действовать надо непредсказуемо и нелепо, и тогда, если и не удастся запутать следствие, то присяжных-то точно с толку собьем.
Мои пенаты (садовник, пёс) мне навстречу не выбежали. Собаки лаяли вразбрёх, но на принадлежащей мне территории, где в будке со спокойной совестью спал пес, никакого ажиотажа по поводу моего прибытия не было.
Соседний участок принадлежал некой вдове. Я ее еще не видел воочью. Садовник, помнится, показывая видовые открытки с этой вдовой, намекал на ее развеселый нрав. Разукрашенный передок ее хором тоже настраивал зрителя легкомысленно.
Я просигналил. Собаки еще пуще взвыли. Я вновь надавил клаксон назло враждебному окружению. Тогда из будки показалась флегматичная морда садовника... извините - пса, он вяло тявкнул два раза и отправился будить хозяина.
Садовник обитал за домом во флигеле, отвергая мои предложения поселиться в доме под лестницей. Под лестницей было не в пример просторнее, уютнее, чище, прилично меблировано, заодно бы и должность привратника исполнял. Да и присматривать за мной было бы проще, ведь в том, что эта креатура мэра предана ему всей душой и предаст меня, если потребуется, я был почти уверен. Но, несмотря на все преимущества, он предпочел эту деревянную развалюху, где было единственное окно, занавешенное женской юбкой, где свалены грудой стулья, столы, комоды, вышедшие из употребления, где то и дело трещит сверчок, скрипач запечный, да печь чадит.
Я бы отпер ворота своим ключом, да его у меня не было. Весь комплект, а ключей было две дюжины: от дверей, погребов, чуланов, ларцов, гаражей - я оставил садовнику. Он только что появился из-за угла с полной их связкой, издали пристально всматриваясь в мой автомобиль: черт принес или Бог послал? Мужского пола собака Шельма нехотя следовала за ним.
За то время, что мы с ним не виделись, он ни сапог не сменил (да и снимал ли вообще?), ни пиджака. Его небесного цвета френч был застегнут на все оставшиеся на нем пуговицы. Ничего в его облике не изменилось. Вот только румянец, пожалуй, стал гуще, меня этот румянец поначалу в изумленье вводил. Откуда, скажите на милость, у пожилого человека лет 65-и такое энергичное кровообращение? Подключается по ночам к чьим-то артериям? Красок его лица не могла скрыть даже борода - светлая с рыжеватым отливом борода Барбароссы. И еще я заметил, что глаза он, как правило, прячет. И источает запахи различного свойства и качества. Лицо, впрочем, честное. Не лицо, а икона в золотом окладе. На голове он имел фуражку с высоким околышем и кокардой какого-то рода войск. Прочие приметы, неотделимые от пола и возраста, пока опустим. На полпути к воротам он остановился и пристойно высморкался. Пес тявкнул, вызвав новый приступ приветствий у окрестных собак.
Садовник, подойдя ближе, стал пристально всматриваться сквозь прутья ограды в мой усталый нереспектабельный автомобиль. Непрезентабельный, почти непристойный. В его представлении моя машина должна была выглядеть иначе. Я опустил стекло и высунул голову, чтобы дать себя узнать. Он взмахнул ключами и проявил первую прыть, но тут же взял себя в руки и степенно, без суеты, распахнул створки ворот. Я подогнал машину к крыльцу.
Времени, пока запирал ворота, у него было достаточно, чтоб изготовить соответствующую случаю гримасу и сочинить пару приветных фраз, но я его опередил, поинтересовавшись здоровьем.
