– Вы хотите что-нибудь спросить, мистер Холмс? – поинтересовался Хопкинс.
– Я больше не хочу испытывать терпение леди Брэкенстолл и отнимать у нее время, – сказал Холмс. – Но прежде чем мы перейдем в парадную столовую, мне хотелось бы выслушать вас, – обратился он к горничной.
– Я заметила этих людей еще до того, как они проникли в дом, из окна своей спальни. В лунном свете их было хорошо видно. Они топтались возле привратницкой, но я тогда ничего такого не подумала. А крики хозяйки я услышала только час спустя, не меньше. Я побежала вниз и нашла ее, бедняжечку, привязанную к стулу. А он лежал на полу, весь в крови, и мозги по всей комнате. У хозяйки на платье тоже была кровь – от такого любая женщина в обморок упадет, но нашей хозяйке храбрости не занимать, она всегда была такая – мисс Мэри Фрэйзер из Аделаиды, и сейчас, став леди Брэкенстолл из Эбби-Грейндж, ничуть не изменилась. Вы очень долго расспрашивали ее, джентльмены, поэтому сейчас она пойдет к себе в комнату вместе со своей старой Терезой. Ей нужен отдых, ох как он ей нужен.
С материнской нежностью суровая женщина обняла свою хозяйку за талию и вывела из комнаты.
– Ее зовут Тереза Райт, – сказал Хопкинс. – Когда-то она была ее няней, потом стала горничной и полтора года назад переехала вместе с хозяйкой в Англию из Австралии. Да, в наше время такую прислугу уже не найти. Сюда, мистер Холмс!
Я видел, что в глазах Холмса погас огонек интереса и его выразительное лицо стало безучастным. Я знал, что как только тайна раскрыта, дело теряет для него всякую привлекательность. В данном случае оставалось только арестовать бандитов, но это было уже задачей Скотленд-Ярда. Сейчас Холмс испытывал такое же раздражение, какое испытывает профессор медицины, которого пригласили лечить обыкновенную корь. Примерно такие мысли я читал в глазах своего друга. Однако место преступления производило настолько сильное впечатление, что Холмс опять оживился.
Столовая представляла собой очень большое помещение с высоким дубовым потолком, украшенным резьбой. На стенах, обитых дубом, были развешаны оленьи головы и коллекция старинного оружия. В дальнем конце комнаты находилось французское окно, о котором мы уже слышали. В окна с правой стороны лился свет холодного зимнего солнца. Слева располагался большой, сильно утопленный в стену камин, над которым нависала массивная полка из дуба. Возле камина стоял тяжелый дубовый стул с перекладинами у основания и подлокотниками. В отверстия резьбы, украшавшей спинку стула, был просунут красный шнур, концы которого были закреплены на нижних перекладинах. Но эти детали мы заметили после, потому что в первый момент все наше внимание приковало к себе тело, распростертое на тигровой шкуре возле камина.
Это был высокий, хорошо сложенный мужчина лет сорока. Он лежал на спине, его лицо было поднято кверху; белые зубы, оскалившиеся в усмешке, резко контрастировали с черной бородой. Руки, закинутые за голову, стискивали тяжелую терновую дубинку. Его красивое загорелое лицо с орлиным носом выражало такую ненависть и гнев, что, глядя на него, становилось не по себе. Очевидно, он был уже в постели, когда услышал шум, потому что на нем была щегольская ночная сорочка с вышивкой, из-под брюк торчали босые ноги. На голове его зияла страшная рана, и повсюду остались следы этого ужасного по своей жестокости удара. Рядом валялась согнутая в дугу тяжелая кочерга. Холмс внимательно обследовал ее, затем осмотрел не поддающуюся описанию рану.
– Должно быть, этот старший Рэндалл невероятно силен, – заметил он.
– Да, – подтвердил Хопкинс, – у меня есть его приметы. От такого лучше держаться подальше.
– Я думаю, вам будет нетрудно его задержать.
– Не сомневаюсь. Мы давно выслеживаем его. Прошел слух, будто он подался в Америку, но раз он все еще здесь, ему от нас не уйти. Мы уже разослали его приметы во все морские порты, и сегодня утром в газетах вышло объявление о вознаграждении за его поимку. Я только не могу понять, как они решились на это дикое преступление, зная, что леди даст нам описание, благодаря которому мы без труда сумеем их опознать.
