Израиль славно. Никто не может сравниться с ним мужеством. Очевидно, у юноши доброе сердце и со временем он сделается избранным сосудом благодати. Не беда, что он теперь запутался в сетях светского безумия и телесного тщеславия.
– Будем надеяться на сей исход, – благочестиво ответил Саксон: – Ну, а что ещё вы можете сообщить нам о восстании, почтённый сэр?
– Очень немногое. Крестьяне стекаются в больших количествах, и многих приходится возвращать обратно по недостатку оружия. Все податные земледельцы в Сомерсетском графстве заняты теперь покупкой топоров и кос. Кузнецы завалены работой. День и ночь они куют пики и другие орудия. В лагере, говорят, уже пять тысяч людей, но мушкетами вооружены немногие. Пожалуй, и пятой части не наберётся. Насколько мне известно, теперь армия идёт на Аксминтер, который защищается герцогом Альбемарлем, в распоряжении которого имеется до четырех тысяч милиции.
– Ну, значит, мы опоздали! – воскликнул я.
– Подождите огорчаться! – заметил Саксон. – Вы успеете навоеваться всласть до тех пор, пока Монмаузу удастся обменять свою шляпу на корону, а кружевной плащ на королевский пурпур. Предполагая, что наш почтённый друг прав, я утверждаю, что сражение под Аксминтером есть только пролог к драме. Вот погодите, когда придут королевские войска под командой Черчилля и Фивершама. Только тогда придётся Монмаузу сделать последнее усилие. И это усилие поведёт его на трон, или на эшафот.
Разговаривая таким образом, мы спускались по извилистой дорожке, проложенной по восточному склону горы. Перед нами развернулась вся долина, перерезанная точно серебряной лентой. Это – река Тон. В городе мелькали огоньки. На безоблачном небе ярко светил месяц, обливая своими спокойными и тихими лучами прекраснейшую и богатейшую из долин Англии. Перед нами открылось чудное зрелище – красивые замки, зубчатые башни, группы маленьких, крытых тёсом домиков, молчаливые поля, засеянные хлебом, тёмные рощи, из которых мелькали своими огоньками домики, – во всем этом было что-то сказочно-прекрасное, похожее на сон, на мечту.
Поражённые спокойствием и красотой открывшейся перед нами картины, мы остановили лошадей. Утомлённые крестьяне последовали нашему примеру, даже раненые поднялись на ноги и выглядывали из фургона, взирая на обетованную землю.
И вдруг в тишине вечера раздались сильные горячие слова молитвы к Богу – подателю жизни. Кто-то молился о том, чтобы Бог сохранил слуг своих и избавил их от предстоящих опасностей.
Это был Иисус Петтигрью. Он стал на колени и громко молил Бога, чтобы он вразумил его в будущем. Он также благодарил бога за то, что Он помог ему уберечь паству от опасностей, которым она подверглась на своём трудном пути. Ах, дети мои, если бы у меня было волшебное зеркало, о котором рассказывается в сказках, я бы мог дать вам полюбоваться этой сценой. Представьте себе эти фигуры неподвижных всадников, серьёзных, важных крестьян. Одни из них опустились на колени, другие стоят, опираясь на оружие. Пленные драгуны слушают молитву, полунасмешливо, полуиспуганно ухмыляясь, а из фургона выглядывают бледные, истомлённые от страданий лица раненых. Я точно сейчас слышу этот хор восклицаний, благословения и стонов. Слышнее всех сильный горячий голос священника.
Над нами блестит усеянное звёздами небо, а под нами чудная долина, уходящая далеко-далеко. Вся она залита белым месячным светом. Ах, дети, я жалею, что у меня нет таланта Веррио или Лагерра. Я вам нарисовал бы эту чудную, незабвенную картину.
Едва успел мэстер Петтигрью закончить свою благодарственную молитву и поднялся на ноги, как в спящем городе, который развёртывался перед нами, раздался музыкальный звон колокола. Звон продолжался минуту или немногим более, а затем замер на красивой ноте и умолк. Точно в ответ зазвенел другой, более густой и резкий колокол, а затем третий, и, наконец, весь город огласился колокольным звоном, который разносился теперь над всей долиной. А затем послышался радостный шум и крики «ура». Крики эти росли и превратились, наконец, в громкий шум, подобный раскатам грома. Все окна в городе загорелись огнями, послышался стук барабанов, весь город, одним словом, пришёл в движение.