– Ну, как сказать! Во всяком случае, я не имею права жаловаться, – произнёс сэр Гервасий. – Все это в большинстве случаев отличные ребята. Если бы я захотел, чтобы они надписывали бланки на моих векселях, то каждый из них проделывал бы эту операцию до тех пор, пока мог держать в руках перо. Но черт меня возьми! Не люблю я злоупотреблять товарищами. Они могли бы, кроме того, найти мне какую-нибудь должность, но в этом случае мне пришлось бы играть вторую скрипку. А я уж привык быть на первом месте и дирижировать оркестром. В чужой среде я готов занять какое угодно место, хотя бы самое низменное. Но столица – другое дело. Я хочу, чтобы в столице память обо мне сохранилась неприкосновенной.
– Вот вы говорили, что хотите поступить в слуги, – сказал я. – Это совершенно немыслимо. Мой друг ведь только шутил. Мы – простые деревенские люди и в слугах нуждаемся так же мало, как в поэтах, о которых вы рассказывали. С другой стороны, если вы хотите примкнуть к нашей компании, мы возьмём вас с собою. Вы будете делать дело куда более подходящее, чем завивание парика или приглаживание бровей.
– Ну-ну, мой друг! – воскликнул молодой дворянин. – Не говорите с таким преступным легкомыслием о тайнах туалета. Я, напротив, нахожу, что вам было бы очень полезно ознакомиться с моим гребешком из слоновой кости. Знаменитая прохладительная вода Морери, так прекрасно очищающая кожу, тоже принесла бы вам большую пользу. Я сам всегда употребляю эту воду.
– Я очень вам обязан, сэр, – ответил Рувим, – но нам не нужно воды Морери. Мы привыкли довольствоваться обыкновенной водой, посылаемой нам Провидением.
– А что касается париков, – добавил я, – то парик дан мне самой госпожой природой, и менять его я не намерен.
Щёголь поднял свои белые руки к потолку и воскликнул:
– Готы! Варвары! Настоящие варвары! Но я слышу в коридоре тяжёлые шаги и звяканье оружия. Если не ошибаюсь, то это ваш друг, рыцарь с гневным характером.
И действительно, это был Саксон. Он вошёл в комнату и объявил нам, что лошади готовы и что пора ехать. Отведя в сторону Саксона, я рассказал ему шёпотом, что произошло между нами и незнакомцем. А затем я привёл ему те же соображения, в силу которых я счёл возможным пригласить сэра Гервасия ехать с нами. Выслушав меня, старый солдат нахмурился.
– Что нам делать с таким щёголем? – проворчал он. – Военная жизнь трудна. Придётся терпеть очень многое. Он для этого не годится.
– Но вы же сами сказали, что Монмауз нуждается во всадниках, – ответил я, – а это, по-видимому, опытный рыцарь. По всей видимости, это человек отчаянный и готовый на все. Почему бы нам его не завербовать?
– Сомневаюсь я, вот что! – сказал Саксон. – Видали вы этакие красивые подушечки? На вид очень хороши, а набиты отрубями и всякой дрянью. Не оказался бы и этот молодец такой же подушечкой. А впрочем, что же, возьмём его, пожалуй. Уже одно его имя сделает его желанным гостем в лагере Монмауза. Я слышал, что претендент очень недоволен равнодушием к восстанию дворянства.
Я, продолжая говорить шёпотом, сказал:
– Мы в брутонской гостинице нашли нового товарища, а я боялся другого, а именно, что один из нас застрянет в Брутоне.
– Ну нет, – улыбнулся Саксон, – я подумал хорошенько и изменил намерение, об этом, впрочем, поговорим после… – И, обращаясь к новому товарищу, он громко произнёс: – Итак, сэр Гервасий Джером, вы едете с нами. Мне это очень приятно, но вы должны дать слово, что ранее суток вы не будете спрашивать о том, куда мы едем. Согласны на это условие?
– От всего сердца, – воскликнул сэр Гервасий.
– В таком случае надо выпить стаканчик для закрепления союза, – сказал Саксон, поднимая стакан.
– Я пью за здоровье всех вас, – ответил щёголь, – да здравствует честный бой, и да победят достойные победы!
– Donnerblitz, молодой человек, – сказал Саксон, – я вижу, что под вашими красивыми пёрышками скрывается мужественная душа, и начинаю вас любить. Дайте мне вашу руку.
Громадная тёмная лапа наёмного солдата схватила деликатную руку нашего друга, и товарищеский союз был заключён.
Затем мы уплатили по счёту и сердечно распростились с вдовой Гобсон. Мне показалось, что она при этом глядела на Саксона не то с упрёком, не то ожидая чего-то. Затем мы сели на лошадей и двинулись в путь. Толпа горожан глядела на нас и кричала «ура», провожая в путь-дорогу.
