И, говоря это, хозяйка пристально глядела на Саксона, а мы с Рувимом толкали друг друга под столом.
– А что, моя прекрасная хозяйка, – сказал Саксон, – я полагаю, что восстание поправило ваши дела?
– Да, сэр, и как ещё поправило, – ответила она. – О пиве я уж и не говорю. Его пьёт простонародье. Больше ли его выйдет или меньше – тут разница небольшая, но теперь ведь, сэр, все большие дороги запружены разными офицерами, лейтенантами, дворянами, мэрами; все они спрашивают самые дорогие старые вина. В три дня я продала этих вин больше, чем прежде в целый месяц, и уверяю вас, сэр, что благородные люди пьют не эль и не спиртные напитки, а приниак, лангедок, тент, мюскадин, кианте и токайское. Никогда бутылки дешевле полгинеи не спросят.
– Вот как, – задумчиво произнёс саксон. – Значит, вы имеете хорошенький домик и верный доходец?
Дама Гобсон поставила на стол рюмку и начала себе тереть глаза уголком носового платка.
– Ах, если бы мой бедный Петер был жив и мог радоваться всем этим удачам, – сказала она, – хороший он был человек, вечная ему память. Только уж, сказать по правде, – как друзьям вам говорю, – под конец он сделался толстый-претолстый и круглый, как бочонок. Ну да что! Дело не в толщине, а в сердце. Сердце главное. Брезговать женихами нельзя в наше время. Если каждая женщина станет выбирать мужчину, который ей нравится, то в Англии будет больше девушек, чем матерей.
– А скажите, добрая дама, какие мужчины вам больше нравятся? – лукаво спросил Рувим.
Вдова весело взглянула на круглого Рувима и ответила проворно:
– Толстые молодые люди мне не нравятся.
– Что, Рувим, попался! – рассмеялся я.
– Нет-нет, – продолжала вдова. – Не люблю я скорых на язык молодых людей. Мне нравятся мужчины серьёзные, зрелые, опытные, знающие жизнь. Мне хотелось бы выйти замуж за мужчину высокого ростом и этакого худощавого, мускулистого, жилистого и, опять-таки, чтобы он поговорить умел. Разговорчивый муж и скуку скорее разгонит и сумеет благородного посетителя занять и бутылочку вина с ним разопьёт. И, кроме всего, мужчина должен быть деловой, бережливый. Заведение у меня хорошее, дохода в год двести фунтов – надо, чтобы он все это берег. Да, если бы такой мужчина нашёлся, Джен Гобсон пошла бы с ним хоть сейчас под венец.
Саксон чрезвычайно внимательно слушал эти слова хозяйки и, когда она замолчала, открыл рот, чтобы отвечать ей, но в эту самую минуту послышалось хлопанье дверей и суетня. Очевидно, пришёл новый посетитель. Хозяйка допила вино и насторожилась.
В коридоре раздался громкий повелительный голос. Новый гость требовал отдельную комнату и бутылку хереса. Хозяйка вскочила. Чувство долга пересилило в ней желание толковать о своих делах, и она, извинившись перед нами, торопливо направилась встречать нового посетителя.
Когда хозяйка ушла, Децимус Саксон сказал нам:
– Ну что, ребята, видите, как дела повернулись? Мне, право, пришла мысль, уж не плюнуть ли мне на Монмауза? Пускай он собственными силами добивается королевства, а я раскину палатку в этом спокойном английском городке.
– Палатка действительно неплохая! – воскликнул Рувим. – Лучшей палатки и требовать нельзя. При ней имеется погребок, а в погребке – вино вроде того, которое мы сейчас пьём. Ну, вот только что касается спокойствия, мой светлейший, то на этот счёт я готов ручаться, что, как только вы поселитесь здесь, вашему спокойствию мигом наступит конец.
– Вы видели ведь женщину, – сказал Саксон, глубокомысленно наморщивая лоб. – В ней много хорошего, но, впрочем, мужчина должен заботиться о себе сам. Двести фунтов годового дохода! Ведь это не шутка. Такую сумму не поднимешь на большой дороге в июньское утро. Конечно, для принца крови таких денег мало, но для меня, старого солдата, это уже нечто. Ведь я околачиваюсь на войне тридцать пять лет. Приближается время, когда мои члены утратят гибкость и моё вооружение сделается тяжёлым для меня. Позвольте, как это говорит об этом учёный Флеминг? Он говорит: «an mulie»… Но стойте, что это за чертовщина!
Восклицание нашего товарища было вызвано шумом и лёгкой вознёй за дверью. Послышалось тихое восклицание:
