Мы постучали в грязную дверь, но, как и следовало ожидать, не получили никакого ответа. Я упёрся в дверь плечом, и она соскочила с петель.
В хижине была всего-навсего одна комната. В углу её виднелась приставная лестница, ведшая на чердак, где под крышей была устроена спальня. На земляном полу стояли стулья и скамейки. У одной из стен помещался сосновый стол, заставленный тёмными крынками с молоком. Одна стена хижины села, потолки и стены были покрыты зелёными пятнами. Соседство с болотом давало себя знать. Но, к нашему великому удивлению, в хижине, оказалось, жил человек. Посреди комнаты, прямо против двери, в которую мы вошли, стояла маленькая, хорошенькая, золотокудрая девочка лет пяти-шести от роду. Одета она была в чистенькое белое платьице и подпоясана красивым кожаным поясом с блестящей металлической пряжкой. Её маленькие ножки были обуты в белые чулочки и кожаные башмачки. Девочка стояла, выставив вперёд правую ногу, как бы собираясь защищаться. Крошечная головка была закинута назад, в больших голубых глазах притаились удивление и вызов.
Увидав нас, маленькая волшебница замахала на нас платком и начала кричать:
– Шшш… шш… шш!
Точно мы с Рувимом были не люди, а две курицы, забравшиеся в дом, которых нужно было выгнать.
Такой приём нас озадачил, и подобно двум школьникам, застигнутым на месте преступлений, мы остановились у порога: нам было неловко, и мы не знали, что делать даже. Мы стояли и глядели на маленькую фею, которая продолжала махать платком и шикать. Что делать? Уйти ли из её волшебного царства или попытаться умиротворить её лаской?
– Уходите, уходите! – закричала девочка, топоча от гнева ногами. – Уходите. Так бабушка велела. Если кто сюда придёт, чтобы уходил.
– Ну, а если мы не уйдём, маленькая хозяйка, что ты с нами сделаешь? – спросил Рувим.
– Тогда я вас прогоню, – ответила она и, подбежав к нам, начала нас хлопать по ногам своим платочком. Затем она накинулась на меня и закричала:
– Ах ты, нехороший мальчик! Зачем ты сломал бабушкину дверь?
– Я её сейчас починю, – ответил я со смирением и, взяв вместо молотка валявшийся на полу камень, надел снова дверь на петли.
– Ну вот, хозяйка, все исправлено, – сказал я, – ваша бабушка теперь и не заметит, что дверь была сломана.
– А все-таки уходите отсюда, – настаивала девочка, – дом это не ваш, а бабушкин.
Что нам было делать с этой решительной дамой, живущей в болоте? В доме нам остаться было необходимо, кругом была открытая местность, и спрятаться было некуда. А девочка упорно гнала нас вон. Она обнаруживала храбрость, которая положительно устыдила бы Монмауза.
– Ты, кажется, торгуешь молоком, – сказал Рувим, – мы устали, и нам хочется пить. Мы и пришли к тебе, чтобы попить молока.
Девочка вся расцвела и, улыбаясь, воскликнула:
– Да неужто? Но вы мне должны заплатить за это. Бабушке всегда платят. Ай-ай, вот отлично-то! Вот хорошо-то!
Она вскарабкалась на стул, схватила крынку и налила две большие кружки, стоявшие на столе.
– Это будет стоить пенни! – заявила она вежливым тоном.
Забавно было глядеть на эту маленькую хозяйку, как она прятала в свой карман данную ей монету. На её невинном личике сияли гордость и удовольствие. Она гордилась тем, что делает дела в отсутствие своей бабушки. Мы взяли кружки с молоком, открыли ставню и сели около окна. Нам нужно было наблюдать, когда пойдёт мимо Деррик.
– Ради Бога, пей как можно медленнее, – шепнул мне Рувим, – нам надо как можно медленнее пить молоко, а то она нас опять погонит.
– Ну ладно, – ответил я, – теперь мы уплатили пошлину, и она позволит нам посидеть здесь.
Но девочка, слышавшая мои слова, заявила непреклонным тоном:
– Нет-нет, как выпьете молоко, так сейчас же уходите. Я рассмеялся и воскликнул:
– Ну скажи, пожалуйста, слыхано ли, чтобы два взрослых воина стеснялись до такой степени крохотной куколки? Слушай, малютка, я с тобой буду торговаться. Получай шиллинг. Я покупаю у тебя все молоко, которое здесь стоит. Мы будем сидеть здесь и пить молоко. Ладно, что ли?
– Ну, что же! – ответила девочка. – И хорошо. А если вы хотите, чтобы было ещё больше молока, то я принесу. Наша корова Джинни гуляет по болоту. Она сейчас придёт, и я буду её доить.
