И она открыла лицо и взглянула на нас.
– Боже мой! Да это мисс Таймвель! – воскликнул я вне себя от изумления.
– Теперь пойдёмте домой, да поскорее! – произнесла девушка. – Соседи встревожены, и я боюсь, что пойдут сплетни. Уйдёмте поскорее.
В самом деле, окна стали отворяться, тревожные голоса спрашивали, что случилось. Мы поспешили домой. И действительно, скоро на месте происшествия появились люди с фонарями, началась беготня, появились сторожа. Но мы, пробираясь в тени домов, ушли благополучно и скоро очутились во дворе дома мэра.
– Надеюсь, сэр, что вы не ранены? – спросила Руфь моего товарища.
С момента, как девушка открыла лицо, Рувим не говорил ни слова. Выражение его лица было какое-то особенное. Он был похож на человека, который увидел очень хороший сон и боится проснуться; прошло несколько секунд, прежде чем он сумел ответить:
– Нет, я не ранен, но нам, мистрисс, очень хотелось бы знать, кто эти бродяги и где их искать? Девушка погрозила пальцем и ответила:
– Ну нет, это оставьте, лучше это дело совсем бросить. А что касается этих людей, то я не могу наверное сказать, кто они такие. Я ходила проведать вдову Клатворзей. Она больна перемежающейся лихорадкой. Засиделась я у ней, а вот на обратном пути и подверглась нападению. Кто их знает? Может быть, это политические противники моего дедушки. Нападение на меня, по всей вероятности, было сделано, чтобы отомстить ему. Но я хочу ещё раз злоупотребить вашей добротой. Скажите, господа, вы мне не откажете в одной просьбе?
Положив руки на рукоятки мечей, мы поклялись, что готовы исполнить все её желания.
– Я вас прошу оставить этих людей в покое, – произнесла девушка, – пускай их Бог судит! А кроме того, не говорите, пожалуйста, дедушке ничего. Он очень раздражительный и всякий пустяк выводит его из себя, и это несмотря на его престарелый возраст. Я вовсе не хочу отвлекать его внимание на ничтожное происшествие. Его ум с пользой работает над общественными делами. Пусть так будет и впредь. Обещаетесь ли вы исполнить эту мою просьбу?
– Обещаюсь, – ответил я, кланяясь.
– И я также, – добавил Локарби.
– Благодарю вас, мои добрые друзья… Ах, Боже мой, кажется, я обронила на улице перчатку? Ну да это ничего. Благодарю Бога, что ни с кем не случилось ничего худого. Ещё раз, благодарю вас, господа, и желаю вам покойной ночи.
И девушка легко взбежала по ступенькам крыльца и скрылась в доме.
Рувим и я стали рассёдлывать лошадей, а затем задали им корму. Все это мы проделали молча. Также молчаливо мы поднялись наверх и разошлись по своим комнатам. Только уже стоя на пороге своей комнаты, мой приятель вымолвил:
– А ведь голос этого долговязого малого мне знаком, Михей, я его где-то видал.
– И мне этот голос тоже показался знакомым, – ответил я, – старику следовало бы хорошенько приглядывать за своими подмастерьями и учениками. У меня даже есть намерение выйти погулять, да, кстати, поискать обронённую девушкой перчатку. Нахмуренное лицо Рувима прояснилось, и на нем засияла весёлая улыбка. Он разжал левую руку, и я увидел простую перчатку из оленьей кожи.
– Эту перчатку я не отдам за все золото, которое хранится в сундуках её дедушки! – воскликнул он с пылом.
А затем, смеясь и краснея, он скользнул в свою комнату. Я остался наедине со своими мыслями.
Итак, дети, в этот вечер я впервые узнал, что мой добрый товарищ-ранен стрелой маленького божка. В груди двадцатилетнего юноши любовь растёт так же быстро, как библейская смоковница, выросшая в одну ночь; Моя история была бы неполной, если бы я вам не сказал, что за человек мой приятель Рувим. Это был честный, откровенный малый с горячим сердцем и порывистым характером. Он не любил проверять разумом влечений своего сердца. Это был такой молодой человек, которого хорошенькая девушка тянет к себе, как магнит иголку. Такие люди, как Рувим, любят по той же причине, по которой дрозды поют, а молодые кадеты резвятся и играют. Другое дело – такие люди, как я. Я был тяжёлым на подъем и медленно соображающим парнем, кровь в моих жилах текла медленно и была не очень горячая. К любви я приближался, как лошадь, которую ведут по откосу в реку купаться. Я неохотно переступал с ноги на ногу, упираясь на каждом шагу. Рувим не таков. Эта лошадка была горячая. Одну секунду вы её на берегу видите, затем со всеми четырьмя копытами в воздухе, а следующий момент – она уже в воде, в самом глубоком месте пруда.
