A.M.: Действительно — с чего? Можно не сомневаться, кто-то скажет — с храбрости. Храбрость — качество, конечно, необходимое, но не решающее, не номер один. С безукоризненной техники пилотирования. Само собой, но не только. С детального знания машины, ее оборудования, словом, материальной части. Понятно, но тоже — не только. Первейший показатель профессиональной пригодности человека к нашему ремеслу — честность, его абсолютная неспособность наводить тень на плетень. Мы ведь только для того и летаем, чтобы узнавать о машине все-все до самых сокровенных ее секретов.
АВТОР: Если наши потуги закончатся тем, что книжка и на самом деле выйдет в свет, то, наверное не мешает подумать: а что публике может быть интересно в моей, откровенно говоря, не слишком типичной и довольно чумовой жизни? Не думаю, будто кому-то важно услышать, почему от меня ушла сперва вторая, а потом и третья жена. Бывшим женам я не судья. И готов принять все упреки на свой счет. Одна говорила — ее не устраивает мой «духовный уровень». Понимай, наверное: примитивен ты, брат Максим, мало того — и не хочешь, как говорится, расти над собой. Может быть, она и была права, со стороны — виднее. Так, во всяком случае, принято считать. Потом, года через четыре, эта бывшая жена познакомила меня со своим новым мужем. Был он законным ее супругом или и.о. — не спрашивал, не считал это важным. Интересно мне было понять совсем другое — какими выдающимися духовными качествами обладает этот человек. Извините, старался понять, но не понял. Или я на самом деле слишком сер, или ее ювелир — он был ювелиром, но не из тех, кто изготавливает художественные ценности, а торгует ими — держал свои особые достоинства в непроницаемо глубокой тайне.
А третья жена довольно неожиданно призналась, что жить в России она больше не в силах. Оказывается, ее давно уже и неудержимо тянуло в Израиль. Это государство представлялось ей сущим раем на земле. Самое забавное, она не только не знала еврейского языка, но даже не была еврейкой. Чтобы уехать, предстояло еще найти «паровозик» — еврея, который согласится взять ее хотя бы на время в жены и отбуксировать в Тель-Авив. На меня она рассчитывать не могла, знала мое отношение к Израилю и не надеялась, будто что-то может меня заставить расстаться с Россией. Пусть тут и не мед, но это моя земля, моя по рождению, по судьбе. Мне было жаль отпускать жену, но другого выхода я не видел. Мила уехала, и я больше никогда и ничего о ней не слыхал.
Это может быть кому-нибудь интересно? Если да, пожалуйста! Вся моя жизнь — работа. Пусть в какие-то дни я не летаю, но все равно и тогда думаю о завтрашних или послезавтрашних полетах. Наверное, это плохо, может быть это свидетельство моей ограниченности. Человек должен жить шире, только так уж у меня сложилась судьба — «первым делом, первым делом — самолеты»… а все остальное потом. Книги я читаю, даже люблю читать, особенно о путешествиях; очень увлекают меня экспедиционные отчеты, воспоминания бывалых людей. А вот по части стихов, наверное, мне на самом деле духовности не хватает. Как мне кажется, за последние сто лет в России настоящих поэтов было не больше пяти… Детективное чтиво я на корню не признаю.
Чтобы соответствовать месту, на которое меня вынесло, пришлось и сегодня еще приходится постоянно утруждать мозги. Учиться. Ведь я даже настоящей десятилетки не закончил. Техникум, курсы при академии — это эрзац, а не образование. А жизнь так шагает — и вообразить трудно. Самолеты, которые мы испытываем, войдут в серию года через три, а может быть и через пять лет, вот и получается — хочешь не хочешь, живи на колоссальное опережение. Это трудно и интересно. Я — человек докомпьютерной эпохи, а вся современная техника компьютеризирована и кого попало к себе не подпускает. Но сейчас у нас разговор не о технике, то время, так сказать, перестроечное, мне еще предстояло пережить. Пока двоичный счет выглядел еще занимательной, теоретической возможностью, почти курьезом…
Продолжу о буднях. Обычно мой день начинается рано. Первым делом полагается отмучить тело сорокапятиминутной разминкой, потом — душ, дальше — завтрак. Поглядываю на часы — не опоздать на аэродром. Лучшие дни — когда прямо с утра начинаются полеты. Худшие, когда приходится отсиживать часами на совещаниях, заседаниях, словом, говорениях.
