Вдруг слышим — скрипнули ворота, с улицы во двор заходит человек, в руке у него какая-то большая коробка о крестом на боковой стороне.
— Корова идёт! — сорвался с места и покатился клубочком Воб.
— Молоко несёт! — припустил следом и я.
— Стойте! Какая ж это корова! Это же человек, доктор! — лаяла мама вслед.— Корова большущая, в двери дома, пожалуй, не пролезет, и на четырёх ногах!
Мы не успели добежать до крыльца. Человек-доктор дошёл быстрее, открыл дверь и скрылся в доме.
А мы присели на хвостики, облизнулись.
— Вернитесь, глупыши, не смешите людей… Говорю вам — это доктор. Он будет лечить Толю и Колю! — объяснила нам, сидя у будки, мама.— Это хороший человек, я его знаю. Он и в прошлом году приходил лечить Толю и Колю и у деда с бабой бывал.
Я неохотно потрусил к маме. Боб остался у крыльца, не поверил, видно. Сидел и смотрел на дверь.
И долго мы так сидели — Боб у крыльца, а я возле мамы. Наконец двери дома открылись. На крыльцо вышли доктор и дед Антон.
— Не волнуйтесь и тётку Ганну успокойте. Колю можно выпускать гулять. А с Толей хуже. Я ещё завтра зайду, послушаю… Боюсь, как бы воспаления не было. Ну, будьте здоровы!
— Большое вам спасибо. Будьте и вы здоровы! — сказал дед Антон. И они подали другу другу руки.
Такая у людей привычка — руку подавать. И наша мама умеет, я видел, она подавала Толе лапу. «И я научусь!» — подумал я.
Только доктор сошёл с крыльца, как Боб бросился ему в ноги. Стал ласкаться, изгибаясь,— доктор ведь хороший человек, он уже вылечил Колю! Боб забежал вперёд, кинулся перед доктором на бок, а потом перевернулся навзничь.
— Э-э, что ж это ты так?! — протянул доктор.— Ах ты, подхалимская твоя душа.
Он поднял с земли тонкий прутик и несколько раз стегнул им Боба.
— Ай-яй! Ай-яй-яй! — вскочил тот на ноги, завизжал, завопил во всё горло. Одурев от боли и страха, не знал, куда и бежать. Наткнулся на забор, потом повернул к нам, к будке.
— Я тебе! Я тебе! — затопал, пугая его, доктор и похлопал рукой по ноге.
Мама Пальма не выдержала, зарычала на него.
Залаял и я — первый раз в жизни. Высоким голоском, словно цыплёнок запищал.
Боб, скуля, шмыгнул в будку и забрался в самый тёмный угол.
ЩЕНЯЧЕ-ПОРОСЯЧЕ-КОШАЧИЙ КОНЦЕРТ
— За что-о-о… он меня-я? Я ведь не укусил его-о-о…— тонким голоском повизгивал в уголке Боб.— Лизнуть хотел!
Я подполз к нему.
— Где больно? Тут? — и я стал лизать ему бочок.— Тут? — полизал спинку.
— Ай-и-и-и-и… Ай-и-и-и-и… — плакал Боб, не отвечая на мои вопросы.
Гремя цепью по доскам, залезла в будку мама.
— Правда, мама, за что? Такой хороший человек — а дерётся.— Я лизал Бобу бочок и мне самому хотелось плакать.
— Ну, кончай концерт! Сам виноват… – сказала мама.— «Подхалимская душа»… – давно заметила это в твоём характере. А тут и человек подтвердил, значит, правда. Разве можно ко всем одинаково ластиться? А ты на животе ползаешь, унижаешься, на спину переворачиваешься… Фу, гадость! И что за собака из тебя вырастет, если у тебя нет никакого собачьего достоинства! Вы хоть бы с Султана пример брали!
Боб уже не всхлипывал — виновато молчал. Молчал и я, раздумывая над мамиными словами. Как всё в жизни не просто, как трудно разобрать, что хорошо и что плохо. Доктор отлупил Боба — это плохо? Как будто плохо, а если подумать, то и хорошо, поделом. Надо бросать дурные привычки. А мы ведь хотим вырасти настоящими собаками, чтоб родителям не было за нас стыдно — ни маме, ни Султану.
На дворе послышались знакомые голоса, мы узнали: Коли и бабы Ганны.
— Так ты со двора никуда не уходи! И не очень-то бегай! — говорила баба Ганна.— А то нахватаешься ветра, ещё больше горло заболит.
— Бабуля, покажи мне свинью с поросятами! — капризно тянул Коля.
— Покажу, покажу. Сейчас выпущу, пусть побегают. Посмотри, хорошо ли закрыты ворота на улицу. И щель под воротами доской заложи!
— Хорошо! — Колин голос отдалился.
— И смотри, не лезь к свинье! — предупредила баба Ганна.
Мы выглянули — Коля уже бежал к нам от ворот, сделав то, о чём его просила баба. Шея его была повязана толстым лохматым ошейником. Подбежал к будке, схватил Боба.
— Бобка, ты плакал? Ты плакал, Бобка? — посадил его на одну руку, другой гладил, прижавшись щекой к его спинке. Всё-таки и Коля хороший!
