— Боже мой, это вы?!
— Да, это я, — смущенно отвѣтилъ Рачинскій.
Чья-то рука крѣпко схватила его руку.
— Да вы-то кто же? — спросилъ онъ.
— Я, я… Настасія Ивановна, — прошепталъ голосъ.
— Чортъ возьми! — подумалъ Рачинскій, — на нее — то я ужъ никакъ не разсчитывалъ.
И вдругъ ему въ голову пришла ужасная мысль: онъ началъ бояться, не имѣлъ ли онъ несчастья возбудить къ себѣ въ старой дѣвѣ внезапную страсть — въ такомъ случаѣ вѣдь сразу объяснялись всѣ странности ея поведенія и за обѣдомъ, и за весь вечеръ.
— Извините, — началъ онъ заикаясь, — я думалъ немного пройтись по саду… но теперь сейчасъ же вернусь въ свою комнату.
— M-r Рачинскій, — трагическимъ тономъ воскликнула Настасія Ивановна, — что вы можете обо мнѣ подумать, встрѣтивъ меня ночью у вашей двери…
Рачинскій началъ раздражаться и даже сердился.
— Клянусь вамъ, — насмѣшливо отвѣтилъ онъ, — что я объ васъ ровно ничего дурного не подумаю… вѣдь я имѣлъ уже случай убѣдиться въ поэтичности вашей натуры и меня нисколько не удивляетъ, что вы избираете для своихъ прогулокъ именно тотъ часъ, когда поютъ соловьи и порхаютъ эльфы и сильфы.
— Ахъ Боже мой! — протянула Настасія Ивановна, — ваши насмѣшки ужасны; но если бы вы знали истинную правду.
«Она сейчасъ мнѣ объяснится въ любви!» — съ отчаяніемъ подумалъ Рачинскій.
— Я ничего не хочу знать, поспѣшилъ онъ прервать ее, я не хочу проникать въ тайники поэтической души вашей…
— Но теперь, вы ужъ должны меня выслушать!
— Господи! право это не нужно!.. къ чему же это!..
— А моя честь? — произнесла Настасія Ивановна съ достоинствомъ оскорбленной невинности.
— Ваша честь!.. но право я не понимаю, чѣмъ же она тутъ задѣта…
— Однако я должна же объяснить вамъ причину моего присутствія здѣсь и въ такое время… Я ушла изъ своей комнаты отъ страху… я не въ силахъ была одна оставаться.
— Чего же вы такъ испугались? — спросилъ Рачинскій.
— Помилуйте — наша дача такъ далеко отъ всякаго жилья… всѣ знаютъ, что Анна Павловна богата, и долго ли забраться сюда разнымъ ворамъ и грабителямъ… Съ нѣкотораго времени около нашаго забора стали показываться какіе-то очень подозрительные молодые люди… вчера замѣтили подъ окномъ слѣды человѣческихъ ногъ… нашъ садовникъ, единственный мужчина въ домѣ, отправился сегодня въ городъ… мы однѣ, мы съ Анной Павловной умираемъ отъ страха… и вотъ я рѣшилась переночевать здѣсь на маленькомъ диванѣ, у самой вашей двери… чтобъ, если что-нибудь случиться…
— Понимаю, — перебилъ Рачинскій, которому все начинало становиться ясно, — я, значитъ, исправляю здѣсь должность садовника, или вѣрнѣе, ночного сторожа…
«Ну — да, теперь все объясняется, — думалъ онъ, — и часы, и подливаніе вина за обѣдомъ… Эта старая дура хотѣла возбудить во мнѣ храбрость на случай ночного нападенія…»
Такое неожиданное открытіе, послѣ всѣхъ его мечтаній и надеждъ, задѣло Рачинскаго за живое и порядкомъ взбѣсило. Ему хотѣлось хорошенько отплатить за себя и проучить старую трусиху.
— Однако, я долженъ замѣтить вамъ, сударыня, — послѣ нѣкотораго молчанія сказалъ онъ, — что вы и Анна Павловна очень неосторожны.
— Какъ неосторожны? — удивленно воскликнула Настасія Ивановна, — я васъ не понимаю.
— Да такъ, что вы меня совсѣмъ не знаете, — отвѣчалъ онъ.
— Дѣйствительно, я сегодня кажется въ первый разъ имѣю удовольствіе васъ видѣть… по вѣдь Анна Павловна…
— Анна Павловна встрѣчала меня въ обществѣ… я былъ у нея нѣсколько разъ, но это ровно ничего не значитъ — она меня знаетъ не больше вашего.
— Ахъ Боже мой, прошептала старая дѣва замирающимъ голосамъ, но вѣдь мнѣ кажется, не трудно сразу узнать порядочнаго человѣка… ваша внѣшность… ваши манеры… сейчасъ видно свѣтскаго человѣка…
— Въ свѣтѣ встрѣчаются всякіе люди, — замѣтилъ Рачинскій такимъ таинственнымъ голосомъ, что у бѣдной Настасіи Ивановны забѣгали мурашки по кожѣ.
— Господи, да кто же вы? — простонала она.
— Кто я? — началъ Рачинскій, окончательно увѣрившійся, что передъ этой госпожей можно съ полнымъ успѣхомъ разыграть какую угодно сцену изъ самой нелѣпой мелодрамы. — Кто я?.. я тотъ, кого именно вамъ не слѣдовало такъ заманивать и хитростью оставлять на ночь въ этомъ домѣ.
