— Владимир Андреевич! — крикнул Цируль. — Просите...
В кабинет вошла пожилая женщина с простуженным голосом.
— Горе у меня!
— Что за горе?
— Городской Совет дал ордер на квартиру, а хозяин топором угрожает. Ежели, говорит, попытаешься — порешу!
— Кто — он?
— Хозяин гостиницы «Мадрид». Картвелов его фамилия.
— Где его дом?
— Неподалеку... На Николаевской.
...Вскоре привели Картвелова — толстяка в лисьей шубе, богатой собольей шапке. Набрякшее лицо его свидетельствовало о том, что Картвелов последнее время пробавлялся, увы, не лимонадом. Как объяснил начальник патруля, Картвелова привели прямо из-за застолья. Дым там шел коромыслом. Да и без объяснений было понятно: пьян он изрядно. Картвелов с ходу бросился в атаку.
— Господин начальник!... Что же это делается? Свободу провозгласили... А меня... За что? Я кого убил, а? Насильничал я, а?..
— Все гораздо проще, гражданин Картвелов.
— Зачем проще?.. Человека просто, понимаешь, забрать в кутузку! Зачем меня от друзей оторвали? Кто дал право?!
— Вот жалобщица... Авдотья Смирнова. Почему не даете ей комнату да еще угрожаете кровавой расправой?
Цируль бросил на толстяка такой взгляд, что тот мигом протрезвел, сник.
— Господин начальник!..
— Не господин, а гражданин.
— Виноват... Я кавказский человек... Все перепутал... Да я...
Вскоре Картвелов бомбой вылетел из кабинета, отирая с лица крупные градины пота.
Перед Цирулем предстала монументальная женщина со следами былой купеческой красоты. Все у нее было в избытке — могучий бюст, бедра... И лицом она была хороша, хотя ей уже, видимо, перевалило изрядно за сорок: кожа белая, атласная, бедовые голубые глаза, брови словно нарисованные. Цируль вспомнил, как в одном из портов, когда он работал грузчиком, Фимка-одессит говорил о такой же примерно красотке коротко и ясно: «Берешь в руки — маешь вещь!»
Усмехаясь внутренне, Фриц Янович, сам того не ожидая, первый приветствовал посетительницу:
— Прошу вас, садитесь, гражданка Часовитина... Дарья Ефимовна... Если не ошибаюсь?
— Вы не ошиблись, — ответствовала грандиозная красавица, тяжело опускаясь на хлипкий стульчик. — Однако... Хи-хи... Откуда вы меня знаете? — Дарья Ефимовна кокетливо улыбнулась, сложив маленький, действительно очень красивый ротик куриной гузкой.
— Работа у нас такая, Дарья Ефимовна. Чем могу служить?
— Значит, вы также знаете, что я — жена великого князя Николая Константиновича Романова, почившего в бозе четырнадцатого января сего несчастного года?
— В общем-то, конечно... — неопределенно ответил Цируль, деликатно улыбнувшись.
— Что значит — в общем? — раздраженно произнесла Часовитина. — Я вас не понимаю.
— Видите ли... — замялся Цируль. — Если я не ошибаюсь, у бывшего великого князя была жена... По имени Надежда. Супруги находились в дальнем, очень дальнем родстве. Она тоже относилась к какой-то ветви Романовых.
— Вот именно, — отрезала Дарья Ефимовна. — Поэтому у них и не было детей. Кровосмешение!.. Проклятое самодержавие!.. Я же была гражданской женой великому князю... Может быть, вы против гражданских браков? Вам венчаных нужно, а?..
— Да что вы, Дарья Ефимовна!
— Я великому князю родила двух сыновей. Искандер Романов — офицер русской армии...
— Прошу извинить, — вежливо перебил Цируль, — все это хорошо известно. В этом смысле ваши заслуги бесспорны. Но что привело вас ко мне?
Часовитина, высоко вздымая мощный бюст, объяснила:
— Мне принадлежала гостиница «Новая Франция» на Куропаткинской улице и водяная мельница на арыке Бурджар.
— И их у вас отобрали, — подсказал Цируль, невольно любуясь все еще привлекательной могучей красавицей.
— Да, отобрали! — воскликнула Часовитина.
— Уточним формулировки: гостиницу и мельницу национализировали.
— Ах, какое красивое слово!... На-ци-о-на-ли-зи-ро-ва-ли!.. Хрен редьки не слаще. На каком основании, я спрашиваю?
— А разве вы не знаете, что произошла социалистическая революция?
— А по мне хоть небо тресни, а мое добро отдайте. Или я уже не жена великого князя?
— Вдова, — мягко поправил Цируль. Ему было и жаль тугодумку, и смешно было.
— Ну и что, что вдова? — двусмысленно уставилась Часовитина на Цируля. — Да, вдова... Свободная женщина, если хотите знать. — В глазах ее заиграли опасные для мужчин огонечки. Определенно она была еще хороша. Фриц Янович даже бородку погладил от удовольствия. Но тут же спохватился, нахмурился.
