Галина подхватила Марту и осторожно опустила ее в кресло. Потом подняла трубку и поднесла к уху.
– Алло, где ты, Марта?! – Она узнала голос Павла.
– Слушаю, – произнесла она.
– Марта? – закричал Павел.
– Это не Марта.
– А кто, черт побери?!
– Это Галина Касьянова, я сейчас нахожусь у вас.
– А-а, Галина… А где Марта?
– Ей стало дурно, она сидит тут, рядом.
– Ясно. Это хорошо, что вы у нас. Помогите ей, пожалуйста, ей так сейчас нужна помощь. Машу, по-видимому, похитили. Свидетели видели, как вчера вечером она разговаривала с каким-то молодым человеком, нездешним. То есть это я думаю, что похитили, местный участковый считает, что она просто заблудилась в леcу. Пока я остаюсь здесь, вечером, наверное, приеду домой. За поиски нужно браться всерьез.
Павла действительно было очень плохо слышно, и по тону трудно было разобрать, в каком он состоянии, но по тому, как прерывался его голос, Галина поняла, что он очень взволнован.
– Вы уж побудьте с ней, – снова просительно произнес Павел, – до моего приезда. – Разговор прервался.
Галина положила трубку и взглянула на Марту.
Та сидела в кресле и широко раскрытыми, совершенно бессмысленными глазами смотрела в пространство. В лице ее не было ни кровинки. Наконец она поднялась и почти без сил побрела в комнату, там улеглась на диван и застонала. Галина села рядом и тихонько погладила ее по голове.
– Что он тебе сказал? – еле слышно спросила Марта.
– Наверное, то же, что и тебе. Что Машу похитили и что он вернется скорее всего вечером.
– Вечером?! – неожиданно взвизгнула Марта. – Ах он гад!!!
– Зачем ты так? Он хочет организовать поиски. По-настоящему организовать.
– Пускай сидит там и ищет ребенка, а если приедет, я его собственными руками задушу!
– Но он-то в чем виноват?
– Говорила я: не место Маше в этой паршивой деревушке. Мало ли что, отдыхал он, видите ли, там в детстве, и от этого отдыха у него остались самые лучшие воспоминания! Я хотела поехать с ней в Сочи, так он не разрешил, зачем, говорит, девочке смотреть на этот блядоход? От меня бы не похитили, а там бабка глухая, еле ходит. Конечно, у такой не то что ребенка, дом собственный из-под носа сопрут – и то не заметит!
Она с неожиданной энергией вскочила, схватила стоящую на журнальном столике бутылку коньяка и налила себе полный фужер.
Галина с испуганным изумлением смотрела, как Марта одним махом опорожнила фужер и следом закурила сигарету. Глаза ее вмиг посоловели.
– А может, он прав, что приедет в город, – довольно спокойно заключила она.
– Конечно, прав, – подтвердила Галина.
– Конечно, прав! – передразнила Марта. – Ты всегда следовала логике, правильная была… А по логике тебе самой давно пора родить, тогда бы узнала, что значит собственный ребенок и каково его потерять.
Галина поднялась и холодно взглянула на Марту.
– Извини, мне надо идти, – и направилась к выходу.
– Не уходи! – закричала Марта. – Прости меня, дуру, болтаю невесть что, прости меня, Галочка, – и она схватила ее за рукав платья. – Ты же видишь, что со мной творится, хоть раз в жизни отбрось свою принципиальность и прости. Если ты уйдешь, я знаешь, знаешь… – Она не договорила.
Галина молча села.
– Спасибо, – сказала Марта и потянулась к бутылке.
– Нет, хватит! – Галина схватила бутылку и убрала за спину.
– Хватит так хватит, – спокойно согласилась Марта. Она закурила и, выпустив клуб дыма, насмешливо посмотрела на Галину. – Твои принципы хороши для вегетарианцев.
– Опять начинаешь?
– Не буду, не буду. А все же дай мне выпить!
– Не дам!
– Ладно, не надо. Я всегда знала, что с Машкой произойдет нечто подобное, – неожиданно заявила она.
Галина равнодушно слушала пьяный лепет, жалея, что не отобрала бутылку раньше.
– Да, знала! – крикнула Марта.
Галина кивнула.
– Чего ты киваешь, ты ведь ничего не знаешь. И никто не знает, по крайней мере в этой стране.
– А в какой стране живет тот, кто знает? – чтобы отвязаться, спросила Галина.
– В Израиле.
– Это что-то новое.
– Ты помнишь Люську Лошадь?
– Какую лошадь?
– Люську Буланую. Фамилия такая: Бу-ла-на-я. Вспомнила?
Галина пожала плечами.
– Училась с нами на одном потоке. Красивая девка, высокая, русая, правда, плоская, как доска, и попа – словно по ней лопатой ударили.