К изумлению Джона, Голиаф прекратил рычать. Его губы растянулись, изображая нечто вроде улыбки. Затем он молниеносно высунул язык и лизнул Хейли, оставив слюнявый след на ее щеке. Она рассмеялась, повернула голову, увидела Джона с портфелем над головой и насторожилась:
– Что вы делаете?
– Пытаюсь вас спасти.
– Меня не нужно спасать. Это просто игра. Голиаф обожает прятки, поэтому иногда я доставляю ему это удовольствие: прибегаю к камуфляжной раскраске и прячусь в зарослях. Мы играем так с тех пор, как он был маленьким. Голиаф всегда водит.
– Это замечательно, – мягко сказал Джон, – но ваша горилла уставилась на меня и опять рычит. Я глубоко ценю вашу проницательность и здравый смысл, так скажите теперь, что мне делать?
Она изогнула бровь.
– Откуда мне знать? Кажется, это у вас докторская степень в области психологии животных. Если я правильно поняла, мне никогда, повторяю, никогда не следует вмешиваться в ваши дела.
Странная вещь гордыня. Говорят, чем сильнее человеческое самолюбие, тем труднее его побороть. Однако Джону это удалось легко, когда Голиаф поднялся во весь свой чудовищный рост.
– Возможно, я поспешил, – поправился Джон. – В этой ситуации мне нужен ваш совет.
Хейли улыбнулась не без самодовольства.
– Медленно опустите портфель, затем положите его на землю. Покажите ему, что вы не замышляете ничего плохого.
Голиаф угрожающе двинулся в сторону Джона. Тот уронил портфель.
– Ну вот и все. Ничего страшного. – Он поднял руки, признавая себя побежденным. – Теперь ты можешь идти, уходи.
Но Голиаф и не думал уходить. Он с шумом втянул носом воздух, а затем принялся воинственно бить себя в грудь. Джон бросил затравленный взгляд в сторону Хейли.
– Вы должны признать свое поражение, покориться, и тогда он отступит.
Где-то в глубинах его памяти скрывалось нужное знание. Внезапно в голову ему пришла абсурдная мысль. Ему совсем не хотелось показать свою слабость перед Голиафом или Хейли, особенно перед Хейли. Она не очень-то заботилась о его спасении. Более того, судя по улыбке на ее губах, она даже, кажется, получала удовольствие от происходящего.
– А что он сделает, если я не стану униженно молить его о прощении? Может быть, это только блеф?
– Вы можете проверить, но скорее всего он разорвет вас на куски.
– Вы ведь можете его отозвать, не так ли? А если не делаете это, значит, уверены, что он не причинит мне вреда. Его вызов – просто буря в стакане воды.
– Не думаю, что вам хватит хладнокровия проверить это. На колени, профессор!
Джон и сам не ожидал от себя подобной реакции, но его тело отказывалось повиноваться ее приказам. Напротив, он упрямо уставился на гориллу, бросая исполину вызов.
– Голиаф, нет, – не выдержала наконец Хейли. – Иди ко мне.
Джон почувствовал облегчение, но, как выяснилось, преждевременно. Горилла не повиновалась.
– Голиаф! – строго прикрикнула Хейли.
В ответ гигант лишь оскалил зубы и издал низкое рычание. Колени профессора оказались слабее, чем его желание не сдаваться. Он непременно упал бы на землю, если бы неожиданно не почувствовал, что его что-то удерживает. Рядом, свирепо обнажив клыки, стояла Сьюзи, готовая встретить натиск Голиафа. Он страшно испугался за Сьюзи.
– Не становитесь между ними. – Крик Хейли заставил его обернуться. – Я ни разу не видела, чтобы Голиаф причинил вред живому существу, но прежде он всегда слушался меня. Не представляю, что он может выкинуть в следующий момент. Лучше не стоять у него на пути.
Сьюзи нельзя было назвать достойным противником для рослого самца. Если она не отступит перед Голиафом, это противостояние может закончиться трагически. Мысленно он проклинал свою гордыню. Если бы Джон вовремя показал свою покорность, Сьюзи бы не пришлось рисковать, защищая его. Медленно он опустился на колени, пытаясь исправить свою ошибку. Может быть, Сьюзи последует его примеру.
Она уловила движение и прекратила скалиться. Джон затаил дыхание, следя за взглядом ее темных глаз. Он не смог бы сказать, что сыграло здесь главную роль, его ли действия, то ли присущий всем животным инстинкт самосохранения, а может быть, Сьюзи поняла, что самец намного сильнее ее. Да это и не важно. У профессора словно гора с плеч свалилась, когда Сьюзи склонилась перед Голиафом.
