Теодор Хак не произнес ни слова. Бросив журнал на стоявший рядом столик, он нажал какую-то кнопку, и подножка кресла стала плавно подниматься вверх, пока его ноги, укрытые большим шотландским пледом, не выпрямились в горизонтальном положении. Он нажал другую кнопку, и спинка кресла подалась назад. Теперь Хак полулежал. Он нажал третью кнопку, и его ноги начали довольно резко перемещаться из стороны в сторону. Он закрыл глаза. Я опустился на стул и бегло осмотрел комнату, служившую ему кабинетом. Стены были обшиты старинными дубовыми панелями. Дорогие картины и множество книг. Я взглянул на Хака. Верхняя часть тела для человека его возраста была идеальной: сужающийся к талии торс; хорошие широкие плечи; черты лица пропорциональные, правильные; довольно густые, некогда тёмные, а теперь главным образом седые волосы.
Он лежал так, с ногами, болтающимися из стороны в сторону на качающейся раме, добрых пять минут, и я смог как следует его разглядеть. Наконец, движения прекратились, Хак снова нажал кнопки – ноги опустились, торс поднялся – и подтянул край шотландского пледа до пояса.
Он смотрел на меня, но я не мог встретиться с ним взглядом, потому что его глаза, похоже, были уставлены в точку, находившуюся сантиметров на тридцать ниже моего подбородка.
– Я проделываю эти упражнения шестнадцать раз в день, – сказал он. – Каждый час, если не сплю. И, знаете, помогает. Год назад я едва мог стоять, а теперь уже способен сделать пять-шесть шагов. Ваша фамилия Гудвин?
– Совершенно верно.
– Мой шурин передал, что вы хотели со мной встретиться?
Я кивнул.
– Не совсем так, ну да ладно. Это он хотел, чтобы я встретился с вами. Меня зовут Арчи Гудвин, я работаю у Ниро Вульфа, частного сыщика, и ваш…
– А! Так вы тот самый Гудвин?
– Именно. Ваш шурин обратился к нам за помощью. Он утверждает, что его сестра…
Дверь по правую руку открылась, и в комнату мелкими шажками вошла молодая женщина моего возраста с бумагами в руках. Светловолосая, с серо-зелёными глазами, – в ней, как в творении мастера, не было ни единого изъяна, по крайней мере, на первый взгляд. Остановившись на полпути к креслу-каталке, она спросила:
– Мистер Хак, вы подпишете письма сейчас?
– Позже, мисс Рифф, – его голос был несколько жестковат. – Сейчас у меня дела.
– Но вы говорили… Я думала, что вы, вероятно…
– Это не к спеху.
– Хорошо. Извините, если помешала.
Она вышла, затворив за собой дверь так осторожно, что не произвела никакого шума.
– Это Дороти Рифф? – спросил я Хака.
– Да. А что?
– Я как раз начал вам рассказывать. Мистер Луэнт утверждает, будто как-то раз сестра пообещала, что в случае её смерти он получит значительную денежную сумму. Это произошло приблизительно за год до её кончины, и он не верит, что сестра могла не сдержать слова и не оставить соответствующих распоряжений.
Хак покачал головой:
– Он присутствовал при чтении её завещания и сам его видел.
– По словам Луэнта, сестра не собиралась помещать в завещание такой пункт, ибо это явилось бы нарушением воли её отца. Он считает, что скорее всего она передала упомянутую сумму кому-то на хранение – не вам, конечно, так как вы выполнили бы её указания сразу и в точности. Он подозревает, что это могла быть мисс Рифф, или мисс Марси, или миссис О'Ши, и хочет, чтобы мистер Вульф провел по данному поводу небольшое расследование. Но оно допустимо, по его словам, лишь с вашего ведома и согласия, потому-то мистер Луэнт и попросил вас принять меня. Мистер Вульф…
Распахнулась другая дверь – та, через которую мы с Луэнтом входили в комнату, и к нам присоединилась ещё одна особа женского пола. Пожалуй, она была несколько моложе Дороти Рифф, хотя я легко мог ошибиться, столь выгодно одежда медсестры оттеняла её большие карие глаза и темно-каштановые волосы. Не останавливаясь и ни о чем не спрашивая, она подошла к шкафчику, достала стакан, бутылку двадцатилетнего шотландского виски «Солуэй» с полосатой этикеткой, флакон с каким-то лекарством, налила одну унцию из бутылки и две унции из флакона в стакан, после чего подала его Хаку.
– Всё в порядке? – спросила она низким воркующим голосом.
