— Да, булочка… Ты права, дорогая…
— Опять ты меня не слушаешь. — обиженно надула губки Белла, скрестила руки на груди и отвернулась к своему окну. — И о чем ты можешь думать в такой момент? — бубнила она, — Мэттью скоро станет частью нашей семьи, а ты… Пфф! — не найдя подходящих слов, просто фыркнула. А Джеймс всё еще думал о странном взгляде мальчика, так неприсущему столь юному возрасту.
***
Следующая неделя прошла под знаком прощания. Учителя и воспитатели, как будто сговорившись, насели на меняв попытках вдолбить побольше знаний, объясняя это тем, чтобы я не посрамил честь приюта Георга Мюллера в обычной школе, и вообще показал себя в дворянском и аристократическом кругах только с положительной стороны. Ведь я буду представлять не только новую семью, но и приют, так как аристократия в любом случае узнает, где я вырос. Она всегда узнает, кто, откуда и чего стоит.
Рыжая ходила всё еще смурная, со мной разговаривала нечасто. Да и я не знал, как смягчить расставание, которое, возможно, будет навсегда. Я к ней за прошедшее время в новом для меня мире прикипел, привязался, как к настоящей сестренке, но вариантов остаться вместе не было. Либо её, либо меня усыновили или удочерили бы, и нам все равно пришлось бы распрощаться. Хотя… Можно же попробовать поговорить с семьей Виллис! Надо будет это с ними обсудить, надеюсь они не будут против еще одного ребенка из приюта. Но пока об этих планах рыжей говорить не стал, вдруг откажутся, а я пока не в том положении, чтобы настаивать.
Во вторник меня на разговор вызвал сэр Стивен Хьюстон.
— Проходи, Мэтт, присаживайся. — директор указал на всё тот же обычный офисный стул, хотя сам сидел в своем псевдостаром кожаном кресле.
— Ну, вот наконец, и ты покидаешь наш дом. И я счастлив, что ты преодолел свои мысленные препятствия, и согласился на усыновление. Хотя есть и толика сожаления, ведь мы все привязались к тебе. За столько времени невозможно не привязаться. И мне немного жаль, что ты не согласился на мое предложение. — улыбнулся директор грустно.
Я же чуть приподнял бровь в удивлении. К чему это он ведет? Он же понимает, что я не откажусь от усыновления четой Виллис, это же огромная разница, быть слугой клана или сыном хоть маленького, но дворянского рода. А если понимает, но всё равно напоминает о своем предложении, значит ему что-то нужно? Может он знает, что я использую Эфир без кристалла? Вряд ли. В этом случае я бы давно был бы разобран на мелкие части в попытках понять и изучить мою, так скажем, патологию. Я читал в форумах, что такое невозможно с научной точки зрения. Байки и легенды вроде и есть про безкристальных или «Ноучипчитерах» (Nochipcheater — мошенник без кристалла, ифер не использующий кристалл адуляра как хранилище и концентратор Эфира), вроде Мерлина, но все официальные страницы Сети говорят, что это невозможно. Так что вариант с моим разоблачением отставляем. А, в принципе, чего я разволновался? Спрошу у него самого. Посмотрим, что он скажет. Может он и вправду привязался ко мне?
— А зачем я вам, сэр Стивен?
Директор так и остается сидеть с каменным лицом, только правая бровь немного приподнимается.
— А той причины, что я назвал, недостаточно?
— Вполне, сэр. Но это же не единственная причина?
— Ну… почему нет? Ты вполне боевитый парень, и как оказалось, довольно умный и талантливый… — улыбается старик-хипстер, хитро прищурив глаза.
Теперь моя очередь приподнять бровь в удивлении. На что он намекает?
— Сэр, не совсем понимаю, о чем вы?
— Да брось, Мэттью, Видео с твоей песней уже по TV крутят. Думаешь я не узнал бы стены своего же приюта? Да и ты там вполне хорошо узнаваем, хотя сидишь почти спиной к камере.
М-да, поиграл, блин, на гитаре. Штирлиц никогда не был так близок к провалу, пока не запел «день победы» на корпоративе. Варианта два: сказать, что я что-то вспомнил, или признаваться в том, что я не местный. В чудесную гениальность поверить еще сложнее. Поэтому…
— Сэр, я сам не понял, как так получилось, но, когда я взял гитару, руки сами вспомнили, как играть и что петь. Наверно до потери памяти я умел играть? — делаю смущенное лицо, опускаю взгляд.
