— Я понял вас, — Доуни задумался, приложив ладонь к подбородку, — но никакой жизни не хватит, как мне кажется, чтобы на каждый случай иметь другой, отдельный пример. Ведь если не пройти через все самому, то толку не будет.
— Бывает, что хватает жизни, иногда она очень длинная!
— Но вам-то не так много лет, — Доуни был доволен своим аргументом, — сейчас вы сами себе противоречите!
— А может быть, мне полторы тысячи лет! — засмеялся Холлисток.
Доуни оценил его шутку, тоже засмеялся, а потом махнул рукой:
— А, все равно вы мне не скажите! Ну и правильно, профессиональные секреты нужно охранять, а не разбрасываться ими, отвечая на вопросы таких дилетантов, как я!
— Ну, — Холлисток развел руками, — что поделать!
Потом они поговорили про автомобили, немного затронули политику и незаметно время подошло к ужину, после которого они уже стали называть друг друга по имени, оставив только почтительное «вы».
— У нас еще есть несколько часов, — сказал Доуни, после того, как служанка унесла остатки ужина, — вы в дартс играете?
— Да, обожаю. Правда, давненько не приходилось.
— Тогда бросаю вам перчатку вызова, Генрих! Harrows недавно выпустила свежую версию, я ее уже купил, и она к нашим услугам.
— Вызов принят! — Холлисток встал со стула и потянулся. — Куда идти?
— Прошу следовать за мной!
Они вышли из столовой, и пройдя через весь первый этаж, оказались в маленькой пристройке, которую хозяин обустроил по собственному вкусу. Сломав все внутренние стены, он соорудил там небольшой боулинг. Для игры в дартс был приспособлен дальний угол, что, однако, ни в коем случае не ущемляло игроков. Все линии были четко вымерены, пропорции соблюдены, и даже имелось специальное место для отдыха игроков. Через час, наголову разбитый Доуни, признал свое поражение.
— Это невероятно! — воскликнул он, когда в очередной раз проиграл партию с нулевым счетом. — Вы никогда не пробовали выступать на турнирах, у вас же просто профессиональный уровень, причем высочайшего класса?
— Нет, я лишен этих амбиций, — усмехнулся Генрих.
— Все равно, я не видел ничего подобного!
— У меня с детства хорошая реакция и глазомер, Эдуард, но, как видите, я посвятил себя совсем не спорту, хотя и остальное мне никогда не мешало. Но, однако, время! — Холлисток указал на часы. — Мне пора начинать приготовления, собственно, к работе.
— Да, конечно. Вы, кажется, сначала хотели принять душ, Генрих?
— Я бы не отказался.
— Прошу вас!
Доуни сам провел его в ванную комнату, и наказав служанке принести гостю свежие полотенца, пошел наверх, чтобы вместе со своим управляющим привести в порядок комнату, которую запросил Холлисток. Когда Генрих, выйдя из ванной, поднялся наверх, все уже было готово. Мужчины вытащили в коридор большой широкий диван, освободив, таким образом, необходимое ему пространство.
— Спасибо, Эдуард, — Холлисток бросил на стол мокрое полотенце, которым на ходу вытирал голову. — Больше мне ничего не требуется. Вы помните, о чем мы с вами договорились?
— Я уже ухожу! — Доуни сделал соответствующий жест, подняв кверху ладони. — Сколько времени вам понадобится, как вы думаете?
— Часа два. Я сам приду к вам, Эдуард.
— Я очень на вас надеюсь, Генрих, от исхода дела зависит слишком многое.
— Все будет хорошо, — Холлисток взялся за ручку двери, собираясь ее закрыть, — я знаю, что делаю.
— Удачи! — Доуни повернулся, и пошел по коридору по направлению к кабинету, в котором ему и предстояло провести следующие 3 часа.
Генрих, затворив за ним дверь, обошел всю комнату, придирчиво осматривая стены, а затем, видимо удовлетворенный результатами, погасил свет, вытащил на середину комнаты стул, сел на него, и накрыв голову полотенцем, закрыл глаза. Просидев без движения минут десять, он поднял вверх руку, и провел ей перед собой. В это же мгновение, стены стали словно расползаться перед его мысленным взором. Они становились все более неясными, и наконец исчезли совсем, превратившись в едва различимую дымку. Холлисток видел теперь все, что происходило в доме. Видел Доуни, который сидел за столом и смотрел телевизор, периодически убавляя звук и прислушиваясь. Видел служанку и управляющего, которые занимались любовью в комнате, расположенной этажом ниже. Видел даже больших серых крыс, которые целой стаей хозяйничали в старом подвале, но не это все занимало сейчас его. Он быстро поднялся, и по-прежнему не снимая полотенца, свободно прошел в соседнюю комнату, где на том самом кресле, в котором Эдуард Доуни видел призрака, теперь появилось светлое облачко. Холлисток остановился перед ним, хмыкнул, и резким движением опустился на подушку сидения. Облачко тотчас рассеялось, и он, сдернув полотенце, открыл глаза. Ничего не изменилось, за исключением самого Генриха Холлистока. Его волосы стали иссиня-черными, верхняя губа немного задралась, обнажив длинные клыки, но самое удивительное впечатление производили его глаза. Совершенно лишенные белков, они светились темно-красным цветом, придавая его облику совершенную инфернальность. Генрих вытащил из-под куртки кинжал, который до этого взял из своего саквояжа, и выставив его вперед, громко произнес:
