— Рубашка?
Она протянула руки и дотронулась до рукава фланелевого халата, в который ее здесь одели.
— Ночная рубашка? — изумленно спросила она, теребя пуговицу. — Вроде этой?
Он покачал головой и улыбнулся краешком губ.
— Более... как бы это сказать... словом, такая, какую носят жены или скорее невесты... в первую ночь.
— Невесты? — испуганно спросила она.
С видимым удовольствием он принялся описывать ее одеяние:
— Гораздо тоньше. Без рукавов. Низкий вырез... здесь... и здесь...
Она сосредоточенно следила за движениями его пальцев. Хоть он и не касался ее, указательный палец оказался на опасно близком расстоянии, и она вся сжалась.
— А здесь были кружева и здесь... по бокам, тоже.
Она заговорила было, но поперхнулась, так что пришлось откашляться.
— И вы... э-э... купали меня?
Он поднялся, отступил на шаг от кровати и, прежде чем ответить, мечтательно посмотрел на нее.
— Нет. К сожалению, пришла Уиллабелл и попросила меня выйти.
Лирин едва подавила вздох огромного облегчения: По крайней мере, она сохранила хотя бы тень достоинства в глазах этого незнакомца.
Направляясь к камину, Эштон бросил через плечо:
— Мне на несколько часов надо уехать, но здесь будет Уиллабелл. — Он взял кочергу и помешал угли. — Если что-нибудь понадобится, только скажите ей, и все будет сделано.
Мир Лирин внезапно перекосился. Где-то в гортани возникло тошнотворное чувство страха, а в мозгу — сверлящее воспоминание. Перед мысленным взором вырисовывалась неясная картина, на которой выделялось перекошенное от ужаса и застывшее в немом крике лицо. Она коротко вскрикнула и откинулась на подушки, стараясь прогнать преследующий ее кошмар.
Услышав подавленный звук, Эштон обернулся и увидел, что его жена со страхом смотрит куда-то в потолок.
— Лирин? — Он шагнул к ней, но она отчаянно затрясла головой, не в силах избавиться от призрака.
— Уходите! — закричала она. — Пожалуйста!
— Лирин... в чем дело? — Совершенно сбитый с толку, он двинулся было к постели, но остановился перед ее умоляющим взглядом.
— Уходите! Оставьте меня в покос! — почти прорыдала она. — Ну, пожалуйста...
— Хорошо, хорошо, Лирин, только успокойтесь, — сказал Эштон. — Я ухожу. — Он поставил кочергу на место и пошел к двери. Неожиданная перемена в поведении Лирин привела его в совершенное замешательство, он никак не мог найти ей правдоподобного объяснения. Выйдя в коридор, он мягко прикрыл за собой дверь и порывисто вздохнул. Только тут он почувствовал, как бешено колотится сердце и сводит от леденящего страха желудок.
Дом погрузился в послеполуденную дрему. Дамы отправились по своим комнатам соснуть часок-другой. Воспользовавшись этим, Марелда принялась обдумывать сложившуюся ситуацию. Решение придется искать самой, ибо небольшой, в кожаном переплете, томик стихов, лежавший на ночном столике, никакой подсказки не давал. Глаза скользили полюбовным четверостишиям, а мысли метались, как разъяренный бык, по клумбам, усаженным красными цветами. Плотно закутавшись в шаль, она яростно мерила шагами комнату, вдавливая пятки в мягкий ковер. Останавливаясь время от времени у кровати, она хватала книгу и вычитывала случайные строки. В конце концов ярость захлестнула ее и, скрежеща зубами, она швырнула том в дальний конец комнаты.
— На даму твою пик — коварный туз червей, — процедила она сквозь зубы. — Ну и чушь пишут эти поэты! — Она вновь принялась кружить по комнате. — Я слишком доверялась этим буколическим бредням. Теперь приходится иметь дело с действительностью и ее колючками. — На ее лице застыла маска гнева. — Эта бродяжка прекрасно сыграла свой спектакль. Эштон поверил, что она его жена. Вот если бы мне придумать что-нибудь в этом роде.
Она остановилась, взглянув на огонь в камине, лениво лизавший дубовые сучья. Иссякающее пламя, казалось, в точности отражало ее надежды — некогда радужные, а ныне слабые и утратившие почву.
— Проклятье! — Марелда снова заметалась по комнате. — Эта потаскушка добьется своего, если... если мне не удастся вывести ее на чистую воду. Как эта маленькая дрянь сумела так быстро обворожить Эштона? Она что, знала Лирин и сразу после ее смерти задумала все это?
