Неподалёку, на краю лужайки, сидела на траве очень похожая на неё русоволосая женщина лет тридцати пяти, одетая в красный сарафан до колен и в белую сорочку. По всей видимости, это была мать девочки, и занята она была плетением для дочки ещё одной косички — веночка из одуванчиков. Сидела она под высокой ветвистой сосной неподалёку от огромного куста буйно цветущей бузины, от которого доносился резкий неприятный запах.
— Зоя, выбирай подлиннее, — укоризненно сказала она дочке, — а то сложно плести.
— Хорошо, — ответила Зоя, срывая на этот раз очередной стебелёк под самый корешок.
Зоя заканчивала в этом году седьмой класс и была очень пытливой и смышлёной ученицей. Она любила задавать такие вопросы, на которые не могли ответить ни мама, ни бабушка, ни учителя в школе, поэтому, спрашивая, она сама себе тут же и отвечала.
— Не пойму я, — пожала она плечами, глядя на цветок, — и почему они назвали его зубом льва?
— Кто они? — спросила мама.
— Немцы и англичане. И где они увидели здесь львиный зуб? То ли дело по-русски — одуванчик. Сразу понимаешь, что на него надо подуть. Или ещё лучше по-украински — кульбаба. Сразу представляешь себе круглую и седую бабушку-одуванчик.
— Как наша Веда? — улыбнулась мама.
— Ага, — кивнула Зоя.
Она увидела невдалеке вырытую яму глубиной в полметра и оформленную прямоугольно, чуть подальше ещё одну.
— Откуда здесь столько ям? — с недоумением спросила она. — Это что, раскопанные могилы?
— Это не могилы, — покачала головой мама. — Эти ямы вырыли кладоискатели. Наверно, они считают, что на Лысой полно кладов.
— И что, они что-то находят?
— Бывает, и находят. Но только не клады. Ведь мы находимся с тобой на Заколдованной поляне, а назвали её так потому, что именно здесь люди почему-то постоянно что-то теряют: то часы, то кольца, то золотые серёжки. Поэтому и зачастили в последнее время сюда парни с металлоискателями.
— Понятно, — кивнула Зоя и внимательно посмотрела на маму, — а почему ты надела сегодня красный сарафан, разве сегодня праздник?
— А то ты забыла, какой сегодня день? — усмехнулась мама.
— Ах, да! — хлопнула себя по голове Зоя. — Сегодня ж Навий день. Твои именины.
— Вспомнила-таки, — улыбнулась мама.
— Ну и странное же имечко дала тебе бабушка. Навка — ведь это значит покойница. Почему она тебя так назвала?
— Я ведь и была покойницей, как только народилась. Врачи долго не могли меня оживить. После 20 минут реанимации они перестали это делать… Бабушка твоя в отчаянии забрала меня у врачей и попросила всех уйти. Я уже была холодной, и она просто хотела меня согреть. Она столько лет пыталась завести детей, и вот на тебе такое горе. Вот тогда она и дала мне это имя. Навка, Навка, приговаривала она, прижимая к себе мертворождённую дочку. И вдруг я открыла глаза и задышала. Так и стала с тех пор Навкой.
— А меня почему ты назвала Зоей?
— Потому что ты так орала, когда родилась, была такой живой, что мне ничего не оставалось, как назвать тебя Зоей, то есть Жизнью.
Зоя подошла к матери и вручила ей букет из одуванчиков.
— Хватит для веночка?
— Конечно.
— А тебе… на именины… вместо сирени я нарву вон тех веток, — кивнула Зоя на огромный куст буйно цветущей бузины.
— Нарви, — усмехнулась Навка, продолжая плести дочке веночек.
Зоя сорвала несколько веток с гроздями белых соцветий и сморщила носик.
— Фу, какой от них неприятный запах.
— Ничего, — сказала Навка, — зато этот запах отгоняет клещей, мух и даже самого повелителя мух.
— А разве у мух есть повелитель? — спросила Зоя, срывая ещё одну ветку.
— О да. И нам с ним лучше не встречаться.
— Значит, этот куст ядовитый? — догадалась Зоя.
— Конечно. Осенью эти белые соцветия превратятся в гроздья чёрных ядовитых ягод, и в них будет столько синильной кислоты, что можно отравить не только муху, а целого слона.
— Чего ты раньше не сказала!
Зоя испуганно бросила сорванные ветки бузины на землю.
— Ну, это ж будет только осенью, а сейчас они безвредны, — улыбнулась мамочка. — Иди сюда!
Она закончила плести веночек, и водрузила его на голову дочери. Жёлтый венок из одуванчиков, как нимб, украсил её волосы.