— Всю жизнь дрожать — вдруг Степа в окошко постучит? Сидеть в какой то мышиной дыре, чтоб ни слуху ни духу? — Игорь сознательно накачивал обстановку. Пусть она первая, сама скажет. А дальше уж он ее убедит. — Никуда мы от него не денемся, покоя он нам не даст.
Марина встала, сделала несколько шагов по кухне и остановилась резко за спиной мужа. Она положила руки ему на плечи, потерлась щекой о жесткие курчавые его волосы и сказала тихонько:
— Но ты же понимаешь, какой другой выход…
— Какой? — не поворачивая головы спросил Игорь.
Марина помолчала и сказала быстро-быстро:
— Он сам виноват. Если бы вел себя как человек, ничего бы и не было. Даже при том, что все это и так несправедливо.
— Я вот что думаю, — Игорь накрыл руками ее мягкие руки на своих плечах. Она прижалась к его спине живо том и грудью, — я думаю, надо сделать что-то очень аккуратное, чтобы ни тебя, ни меня и поблизости не было.
— Проще всего с машиной, — сказала она уверенно. — Я ведь уже размышляла про это. Проще всего дорога. Тут никто не виноват.
И опять в который раз Игорь подумал: ах, Марина, ах повезло с женой! И понял, что вторая часть разговора может быть не такой уж и трудной, если она сама уже про Степу размышляла.
— Только знаешь, надо будет все это кончать. Вообще все. Все свернуть и все повыбрасывать.
Игорь согласно кивнул.
— Я сначала думала: надо что-то с мотором сделать, но это все таки опасно, могут докопаться. А вот есть один вариант…
Она снова села за стол и ровным мягким голосом рассказала ему что есть один препарат вызывающий ступор — оцепенение организма. Человек все видит, все слышит, но в течение какого-то времени — зависит от дозы — не может повернуть ни рукой, ни ногой. А потом все это проходит. Само собой. Это для душевнобольных, для буйных. И безвредно в общем. Надо просто отправить Степу на машине в дальний район. Объяснить ему, что едет халтурку обговаривать, а заодно посмотреть кассу. И все. Если получится сам же и виноват. Если в этот раз не получится, так в другой выйдет.
— В Бекетово послать его. Точно, — сказал Игорь. И, словно поняв это внезапно, добавил: — Но один он не поедет.
— Почему? — удивилась Марина.
— Почует, что мы что то придумали. Он и сам ведь что то мастырит, он теперь ухо держит востро. Я видел. — Задумчиво и медленно Игорь добавил: — Нет, один он не поедет.
Марина смотрела на него широко раскрытыми глазами, в которых таился ужас.
— Да, девочка. — Игорь грустно покачал головой. — Подумай сама. Подумай и про то, что там, — он мотнул головой, — лежат восемьдесят четыре тысячи. Восемьдесят четыре. Этого нам с тобой вполне хватит на все. И не делить ни с кем. И чтобы никто нас за горло не держал. Мне это тоже все невесело. Но тут надо решать раз и навсегда.
— Нет, — почти шепотом сказала Марина. — Митьку я не дам. Не дам Митьку.
— А меня — дашь? — жестко спросил он. — Меня — дашь? А себя — дашь? Не хотел тебе говорить. Совсем не хотел. Но раз так, видно, придется. Сторож в деревне умер. Умер. Твои Митька его так по голове шарахнул, что он концы отдал в ту же ночь. Понимаешь?
Она села снова к столу, уронила голову на руки и замолчала надолго. Теперь уже по кухне нервно выхаживал Игорь. Маленькое это помещение, как ему казалось давило на него, стискивало, словно в камере сидел.
— Понимаешь, что это значит? Об этом еще ни Степа, ни Митька не знают. А как почуют, чем пахнет, ты представляешь что начнется?
— Как же так? — растерянно спросила Марина. — Я же специально булаву поролоном обшила. Как же так?
— А вот так. Бугай здоровый, он же думает что все такие. Шарахнул по голове, а тот умер. А это всем расстрел. Всем.
Игорь ощущал в себе стальную пружину, она словно развернулась в нем сейчас наполняя его волей, и под сердцем гулял пронзительный холодок. Должно получиться, должно, не может быть, чтобы впустую…
— Не хотел я тебе говорить, — повторил Игорь. — Но раз такие дела — знай. С Митькой это тоже только по справедливости будет. Он убил сторожа. Из-за него нам всем теперь вышку дадут. Исключительную меру. А ты решай. Ты сама решай, кому под нее идти.
